А. Гайсин - Любовница Иуды. Роман

Когда металлическая ворона прокаркала два раза, хозяйка дома встала и хлопнула в ладоши.

– Наш дорогой гость устал. Пора всем баиньки.

Она повела гостя по деревянной лестнице на антресоли и по пути успела рассказать, что этот дом когда-то принадлежал её родному дяде Игнатию Марсальскому, красильных дел мастеру, теперь она выкупила особняк и превратила его в надежную крепость для всех изгнанников духа.

– А какова цель вашей командировки? Со мной-то можете поделиться? – спросила Ираида Кондратьевна, когда они вошли в благоухающую чистую комнату.

– Утром скажу, – уклонился гость от прямого ответа. Он был так выбит за два часа активного пития и болтовни, что боялся невольного продолжения.

– Думаю, это произойдет раньше, – игриво улыбнулась Марсальская и вышла.

Он не понял намека. С давно забытой неловкостью разделся до длинных по колени сатиновых трусов и замер возле трехстворчатого зеркала: отражение вроде бы его, но в то же время такое чужое, холодное. В душе колыхнулось что-то давнее, связанное с Марией, а значит, и со страданием. Переполненный нахлынувшей тоской, он повалился на кровать с кружевными накидками на спинках и зашептал в душистую подушку:

Ты прекрасна, Мария, как шатры Кидарские, как завесы Соломоновы, груди твои – холмы иерусалимские, ласки твои слаще вина…

И тотчас, вслед за сладостным выплеском, похожим на вечернюю молитву, явилась иная мысль – о другой Марии, поразительно похожей на первую, и он успокоился, обретя неукротимую надежду. Растроганный, он собрался было нырнуть под стёганое одеяло, но неожиданно скрипнула дверь, и в размытый сумрак комнаты скользнула хозяйка. Чернично-блестящие волосы струились по округлым плечам, под прозрачным пеньюаром волнующе зыбилась луковичная нагота, в руках Ираида Кондратьевна держала два зеленоватых бокала с искристой влагой – у гостя сразу пересохло в горле от жажды и страха.

– Причаститесь, Иуда Симонович. Настоящая амброзия, напиток богов, – Марсальская заиграла роковыми глазами.

– У вас, что – много этих богов? – Бокал он таки взял и осушил несколькими крупными глотками.

Хозяйка оказалась права: прежняя сонливость исчезла, как не бывало, в счастливо загоревшихся глазах вспыхнула радуга; окружающие предметы плавно смещались к окну и уплывали через открытую форточку в ночь…

…И вот он уже сидел на пеньке, в прозрачном лесу, и обнимал молодую обезьянку из соседнего стада. Она корчила смешные рожицы, терлась горячей мордочкой о его плечо, одной рукой гладила ему шею и мохнатую спину, а другой исследовала волосатое пространство от горла до паха; потом крепко зажала в кулачке мощно спружинившее орудие, – так держат палку для сбивания кокосов. Тут уж он рыкнул от удовольствия на весь лес, поощрив её действия нетерпеливым движением корпуса вперед. И тогда обезьянка, продолжая блудливо гримасничать, опустилась на четвереньки и уткнулась плоской мордочкой в жесткие заросли промежности, облизывая каждый мшистый бугорок, похрюкивая и щелкая острыми зубками, словно ловила блох или вшей. А когда она обхватила теплыми мягким губами, как меховой полостью, его упругую дубинку, да еще куснула её легонько, он воинственно всхрапнул и схватил обезьянку за волосы на холке. Но вспыхнувший было азарт перебил отвратительный знакомый смех за плотной стеной деревьев, который затем рассыпался на голодные крики гиен и шакалов, на прочие ночные песни Иосафатовой долины, где, по древнему преданию, должна прозвучать грозная труба Архангела. При звуках этой трубы восстанут из могил грешники на Страшный суд.

Будто уже услышав приближающийся трубный рев, он вспомнил далекую галилеянку и заметался в своей телесной пещере, стал мучительно расслаиваться, искать выход и, найдя искомое, радостно устремился в серебристый просвет, вырвавшись из тела, как из утробы огромной рыбы. Теперь, с высоты тяжелой люстры, мог он наблюдать внизу, на смятой постели, чужие шевелящиеся тела: одно из них, поменьше и поизящней, оседлало другое, мускулистое и крупное, охваченное сомнамбулическими движениями… Двое вместе с постелью куда-то мчались по каменистой долине среди гробниц, почти заваленных огромными валунами. И наездница, хищно раздувая ноздри, улыбалась назло мертвецам, дразнила их чувственным оскалом, царапая красными ногтями могучую грудь своего жеребца; она то скорбно подвывала, будто иудейская плакальщица над покойником, то просила пощады, как языческая ведьма, посаженная на кол. Её подстегивал озлобленный вой гепарда за стеной белых берез на обоях. Этой погоне, казалось, не будет конца. Но вдруг, будто кто-то из засады выстрелил наезднице в спину – она с гибельным воплем прогнулась в пояснице, запрокинула ослепленное страстью лицо, судорожно сдавила ляжками истертые бока скакуна и, уронив руки, упала лицом на широкую волосатую грудь Иуды.

Всё это было нелегко вынести, особенно в жарко-пахучем пространстве спальни. И тогда Иуда вновь скользнул в узкую расщелину губ – в покинутую им гробницу, властно требующую его возвращения. Почувствовав обмякшую плоть наездницы, он победно зарычал в потолок и рухнул вместе с ним в огненное озеро, на самом дне которого услышал ласковый женский шепот: «О, мой мустанг ближневосточный!» Ему ничего не оставалось, как назвать её прекрасной самарянкой.

Освободившись от горячего тела хозяйки, освоившийся гость вскользь поинтересовался насчет Залетновой: мол, часто ли она бывает в этом доме?

– Сейчас редко. А раньше любила мои спиритические сеансы, – произнесла Марсальская прерывающимся голосом. – Однажды я вот так же вызвала твой дух: ты немного поастралил в треугольнике над кадильницами и что-то ляпнул недовольным тоном. Машка побелела от страха: я, говорит, откуда-то знаю этот голос. И больше не приходила.

– Знает мой голос? – встрепенулся Иуда.

– Просто была пьяна. А по пьянке каждый мужчина кажется родным и знакомым, – засмеялась Марсальская и надавила пальчиком на его хрящеватый нос.

– Это правда, что ты пожалел драгоценного масла для Иисуса? Дескать, лучше бы продать его, а деньги раздать нищим, чем без толку умащать им пыльные ноги…

– Вранье! Во-первых, я никогда не любил нищих. От них – всё зло в мире. Тут равви просчитался. А во-вторых, кто тебе это сказал?

– Святые апостолы. Писание надо читать.

– Почитаем на досуге.… А Залетнова с атаманом давно живет?

– Не очень. Ты что, уже глаз на неё положил? Шустрый ты парень! С Машкой у тебя тоже проблем не будет. Лучше расскажи, как там наверху, в высших сферах? Ты, чай, по правую руку от Князя?

– Это кто такой? – удивился Иуда, лежа с закрытыми глазами.