Олег Кожевников - Командарм

– Ну, в общем-то да. Считаю, что нужно прекратить вести себя как сосунку и плакаться, что военный гений Пителин находится далеко от тебя.

– Да, дедуль… – туп ты до невообразимости! Мы же видим всё одними глазами, слышим одинаково, информацию ты имеешь такую же, что и я, и всё никак в ситуацию не въехал! Тебе пример Болдина или командарма-10 Виноградова ни о чём не говорит? Они опытные и грамотные военачальники, действовали ровно, так, как ты предлагаешь, и каков результат? Да никакого – всё просрали! А причина проста – люди! Во всех задумках этих генералов, да, в общем-то, и многих других, подчиненные это просто функция, ходячие носители своих должностных инструкций. Все их планы и действия выполнимы только в идеальных условиях, которые описываются в изученных ими книгах. В реальных условиях люди боятся, паникуют, теряются от быстро меняющейся ситуации. Соответственно ведут себя не так, как им предписано свыше. К тому же многие фигуры выбывают (просто-напросто их убивают), и это ещё больше вносит путаницу в разработанные планы действий. К тому же враг не дремлет и всячески способствует, чтобы бумагу, на которых увековечены эти планы, можно было использовать только в сортирах, вытирая грязные задницы победителей. Вот мои, казалось бы, малоответственные действия и направлены на то, чтобы сбить у наших бойцов чувство ничтожности своей персоны.

– Что, разве твоё шатание по передовой повышает боевую выучку красноармейцев и командиров?

– Ещё как повышает! Сам посуди – если твой генерал находится в окопах чуть позади, то ты всё сделаешь, чтобы не допустить врага до его окопа. Знаешь, тебе доверяют и надеются, что ты выстоишь. Даже плохо обученные бойцы мобилизуются и показывают чудеса стойкости. Сейчас, когда всё валится, такое поведение просто необходимо. Люди всё понимают и чувствуют, что в любой момент может произойти обвал, но генерал-то не паникует, не бежит в тыл и, не прикрываясь охраной, толкает речь о патриотизме, а, обвешавшись оружием, сам готов напрямую вступить в бой с фашистами. Болдин или, допустим, Виноградов этого не прочувствовали, не стали вести себя, как простые русские мужики, вот поэтому мы в такой заднице. Ну, они ладно, всё-таки всю жизнь находились, можно сказать, в академической среде, а вот маршал Кулик непонятно себя повёл. Всё-таки он прошёл горнило Испанской войны и вполне, по своим данным, мог объединить и повести за собой народ, но позорно спрятал свои маршальские причиндалы в лесу и бежал подальше от начинающегося образовываться Белостокского котла. Наверное, следуя твоей логике, посчитал, что в штабе он сделает больше, чем непосредственно в боевых порядках, организовывая оборону против захватчиков. Но думаю, что эта логика ущербна и порочна, следуя ей, мы точно окажемся в районе Уральского хребта. Правда, пока есть ещё в Москве Сталин, который, думаю, тоже эту логику не приемлет. Накрутит хвосты таким генералам и маршалам, и они насмерть встанут вокруг Москвы. Как в гражданскую поступали настоящие коммунисты. Лично поднимать в атаку полки и дивизии. А то не дай бог попадут за своё бездействие на зуб хозяину. Но этот страшный сценарий чреват миллионами жизней, так что лучше здесь под Белостоком генерал Черкасов немного покуролесит. Ты же знаешь, в той реальности меня готовили к борьбе с немцами в самой безнадёжной ситуации – школа сопротивления (эскадрон) это тебе не хухры-мухры.

– Эскадрон это считай диверсионная школа, а тут нужно вести широкомасштабные боевые действия с регулярными частями вермахта. А единичными диверсиями и нападениями из-за угла территорию не удержишь и немцев не остановишь. Нужны войсковые операции, а значит, штабная работа, снабжение и грамотное планирование.

– Правильно, но на это есть Пителин (гений штабной работы), Бульба (снабженец от Бога) и Бедин (самородок по организации службы тыла). А если привлечь ещё для разведки Рябу и его ребят, а в службу контрразведки и противодействия диверсиям Лыкова, то такому управлению корпуса цены не будет. Представляешь, какая гремучая смесь получится – скороспелый генерал с авантюрными замашками во главе и такие уникальные специалисты на подтанцовке? Да мы всю группу армий «Центр» на уши поставим.

В ответ в моём подсознании раздалось только хмыканье, и наступила тишина. Просто какое-то блаженное спокойствие, когда не грызут мозг, и сознание спокойно баюкается равномерным покачиванием мягкого сиденья «хеншеля». После недавней окопной нервотрёпки, как в люльке, ей-богу. Уставший мозг начал постепенно отключаться, дольше всех в воспалённом сознании продержалась сцена разговора с героями дня – капитаном Рекуновым и лейтенантом Костиным. С ними я разбирал перипетии и, самое главное, итоги нашего столь стремительного и неожиданного контрудара по немцам. А ещё память анализировала последний разговор по рации с командиром 7-й танковой дивизии генералом Борзиловым. Всё пытался доказать себе, что я отдал верный приказ, после того как мы сначала тормознули, а затем отбросили немцев. Железную необходимость этого моего, в общем-то, авантюрного замысла и соответственно приказа я так для себя и не доказал. Не успел – мозг всё-таки не выдержал запредельной нагрузки и просто отключился, уйдя в нирвану довоенной жизни. И опять рядом была Ниночка и воспоминания о том, как мы в магазине загружали большой мешок из-под сахара разными вкусностями. И какое счастье я испытывал, глядя в её сияющие глаза.

Прекращение басовитого урчания двигателя «хеншеля» – вот что прервало мой беспокойный сон. Открыв глаза, я не увидел в кабине Лисицына, а только приоткрытая дверь со стороны водителя говорила о том, что он не загадочным образом бесследно исчез, а просто выбрался из кабины на улицу, предварительно заглушив автомобиль. Гадать, зачем он это сделал, мне не пришлось – матерные выражения, донёсшиеся со стороны открытой двери, всё объясняли. Пробило переднее колесо. И ругался не Синицын, а Языков (самый скандальный из рязанской тройки) и винил во всём водителя. Мол, тот нарушил приказание самого генерала – двигаться след в след за «ханомагом» на расстоянии семи-десяти метров. А долбаный Синицын съехал с колеи бронетранспортёра на целых тридцать сантиметров. До этого я внутренне усмехался, но услышав про сантиметры, чуть не расхохотался во все горло. Только силой воли себя сдержал. Если бы рассмеялся, то пришлось бы вступать в диалог с ребятами и не дай бог покинуть своё мягкое, ставшее уже родным сиденье. Вместо этого с интересом стал вслушиваться в базар подчиненных, а их рядом со злополучным колесом собралось уже довольно много и не только из кузова «хеншеля». Я услышал и вопросительный возглас лейтенанта Костина. Ему что-то ответил Шерхан, и после этого базар как-то утих, зато стали слышны звуки работы по замене пробитого колеса.