Владислав Савин - Война или мир

Проклятые вьетнамцы – такова их благодарность за принесенную нами европейскую цивилизацию? Впрочем, и французский генералитет на волне победной эйфории 1945 года мыслил категориями прошлых колониальных войн. Мы знали, что в Хайфоне успели разгрузиться шесть советских транспортов, доставивших вовсе не леденцы для детей туземцев, но способность мятежников квалифицированно воспользоваться «подарками» была катастрофически недооценена. И никто не принял всерьез информацию, что на берег сошли и какие-то люди, тепло встреченные коммунистами – инструктора русского осназа.

Мы надеялись, что будет все, как на Мадагаскаре, когда генерал Галлиени, будущий герой Парижа 1914 года, привел остров к повиновению, из пяти миллионов местного населения, истребив больше двух миллионов [22] Цифра реальная! Численность населения перед французским завоеванием и через двадцать лет после. . Или как на том же Мадагаскаре в сорок седьмом, где вспыхнувшие было беспорядки были подавлены, быстро и жестоко. Тактика казалась безотказной и проверенной – французы контролируют важнейшие города и порты; колониальные войска занимают населенные пункты в охваченных мятежом провинциях; легкие части, усиленные значительным числом авиационной техники, ведут собственно антипартизанские операции. Охрана конвоев возлагалась на мелкие группы устаревших танков (включая такие раритеты, как «рено» еще прошлой Великой войны), поддержанные мотопехотой – считалось, что против необученных мятежников с легким оружием этого более чем достаточно.

Беда была в том, что такими вьетнамские повстанцы были в 1940 году – малочисленными, плохо организованными, без всякой военной подготовки, вооруженными старыми винтовками и пистолетами разных систем – украденными, купленными на «черном рынке», полученными через китайских контрабандистов. К 1945 году Вьетминь стал другим – политика японцев в Индокитае привела к взрывному количественному росту коммунистических отрядов, туда ушли иные солдаты и унтер-офицеры французских колониальных войск и попало какое-то количество французского и японского оружия. В Париже пребывали в благодушии, не веря, что этот сброд может всерьез противостоять регулярной армии, однако очень скоро после советских кораблей в Хайфоне пришла информация о тренировочных лагерях в джунглях, а уже в декабре 1945 года были замечены коммунистические отряды (именно коммунистические, при общей разнородности Вьетминя – подобно тому, как шесть лет назад в Италии русские охотно сотрудничали со всеми, кто против немцев, но накачивали оружием и инструкторами исключительно свои, красные бригады, которые даже присягу приносили «за дело Ленина – Сталина» и имели в штате комиссаров и политработников), вполне прилично обученные и единообразно вооруженные русским и немецким автоматическим стрелковым оружием, пистолетами-пулеметами ППС-43 и пулеметами МГ-42. При том, что прежде у Вьетминя «гочкисы» и «шоши» прошлой войны были великой редкостью – теперь же повстанцы имели и крупнокалиберные пулеметы ДШК, и 20-мм зенитки-«эрликоны», и гранатометы, русские РПГ и немецкие «панцерфаусты», и даже минометы, калибров 82 и 120 мм! И что еще хуже, умели все это применять!

Другой стали организация и тактика партизан. Теперь они подразделялись на местные отряды и ударные части. Первые занимались не столько войной, как поддержанием коммунистической власти в уже находящейся под их контролем местности, и принимали на себя первый удар при карательных операциях. А про вторые сказано выше – уже не ополчение, а вполне приличная легкая пехота, нечто среднее между европейскими и японскими частями такого типа (тактика, за счет обучения русскими, была вполне европейской, бедность материально-технического обеспечения приближала ее к японцам), натасканная на войну в джунглях, имевшая продуманную организацию и вооружение для этой войны. Поначалу таких отрядов у Вьетминя было мало – основной массой было классическое азиатское «пушечное мясо», чья тактика не поднималась выше атак «людскими волнами», а главной ударной силой были «добровольцы смерти», то есть саперы-смертники, расчищавшие закрепленными на телах зарядами взрывчатки проходы в обороне французских частей [23] Существовали в реальной истории. В Восточной Азии другое отношение к смерти, чем в Европе, поэтому комплектование таких подразделений, как и японских кесинтай, шло без проблем. . Но с течением времени количество ударных частей росло, повышался уровень подготовки основной массы партизан. И была распространена практика, когда раненых ветеранов-«ударников» ставили командирами «территориальных» частей, и они вели с населением интенсивную боевую подготовку – по сути, превращая деревню в тренировочный лагерь, а всех ее жителей – в ополченцев Вьетминя.

С начала 1946 года война пошла по совсем иному сценарию – ударные части мятежников блокировали гарнизоны колониальных войск, после чего посылали к ним парламентеров, предлагая свободный выход в обмен на сдачу им вооружения и военного имущества. Поначалу французские офицеры либо презрительно отказывались от этого предложения, либо вовсе приказывали расстрелять парламентеров. Тогда на гарнизон обрушивался массированный минометный огонь, затем мятежники шли в атаку, применяя правильную тактику русских штурмовых подразделений. Когда от предложения сдаться просто отказывались, коммунисты брали пленных; в случае расстрела парламентеров – нет.

Командиры блокированных гарнизонов по радио просили подмогу. Им высылали механизированные группы быстрого реагирования, состоявшие из танковых, мотопехотных и артиллерийских подразделений. Ввиду специфики рельефа Индокитая выдвигаться они могли только по дорогам. Считалось, что не следует особо бояться засад – так как повстанцы бессильны против бронетехники, пусть и не самой современной по европейским меркам. Так было прежде – теперь же колонны попадали в хорошо подготовленные засады, где танки, бронеавтомобили, грузовики и артиллерийские тягачи подрывались на минах, уничтожались огнем «панцерфаустов», в кузова летели реактивные гранаты русских «рысей», выпрыгивавшие из машин пехотинцы попадали под перекрестный огонь из автоматического оружия. Огромны были потери офицерского состава – у хошиминовцев нашлись подготовленные снайперы, открывшие настоящую охоту на французских офицеров. Сделать с этим ничего не получалось – в заросшем джунглями Индокитае удобных мест для организации засад было столько, что проверять каждое значило гарантированно опоздать.

Усиление тревожных групп привело к совершенствованию тактики мятежников – теперь они ставили управляемые минные поля из старых артиллерийских снарядов, метод саперов еще Первой Великой войны, модифицированный для условий засад во влажных тропиках. На обочине закладывалось сразу несколько десятков фугасных снарядов калибра 105 или 150 мм, вместе с вышибными зарядами, соединенными детонирующим шнуром – с расчетом на одновременные взрывы в воздухе на высоте 3–4 метров, как у немецких выпрыгивающих «шпринг-мин», во время проезда колонны, на всем ее протяжении. Разумеется, саперам коммунистов приходилось приложить большие усилия, чтобы все это соорудить, но у вьетнамцев хватало рабочих рук и усердия, а результат себя полностью оправдывал, практически все пехотинцы и артиллеристы оказывались убиты, ранены или контужены, а оказавшаяся без пехотного прикрытия бронетехника, зажатая на узкой дороге под перекрестным огнем гранатометчиков, была обречена.