Василий Сахаров - Развилка

Эта листовка служит пропуском для сдачи в плен. Гуманное отношение гарантируется. Помните о своих родных – вы нужны им. Всех, кто окажет сопротивление, ждет смерть».

– Отдай! – ко мне подскочил лейтенант Ерофеев и вырвал лист из рук.

Я не спорил. У командира приказ – уничтожать немецкие листовки. Если откажется, вмешается политрук и ему придется туго. Это понятно.

Лейтенант пробежал по траншее и собрал все листовки, какие смог. Неопытный еще. Другой бы старых бойцов заставил шевелиться, а он все сам да сам. Поэтому часть прокламаций уцелела. Не потому, что бойцы собирались сдаваться в плен, а просто им нужна бумага для самокруток. Я не курящий. Мне без надобности. А остальным что делать, когда табак еще есть, а бумаги на пять километров вокруг не найдешь? То-то же…

Обед закончился. Как и другие бойцы, я должен был взяться за лопату. Однако начался обстрел.

Противно завыли мины и, подхватив оружие, я юркнул в блиндаж и притих.

Череда взрывов прошлась по нашим позициям. Первая серия. Следом вторая и третья. Под обстрелом вся храбрость куда-то уходит и в голове только одна мысль:

«Лишь бы не в меня… Господи пронеси»…

Минометный обстрел продолжался четверть часа. А когда он закончился, я первым выбрался из блиндажа наружу и обнаружил, что часть траншеи засыпало грунтом. Кругом воронки, а над землей стелился едкий пороховой дым, и где-то невдалеке стонали люди.

– К бою! К бою! – из какой-то ямы выбрался обсыпанный землей лейтенант Ерофеев. – Санитары! Раненых в тыл! Живее!

Взвод занял оборону. В потерях не менее пяти человек, трех завалило в блиндаже, а остальных посекло осколками. Нас и так-то не особо много после выхода из окружения, человек пятнадцать во взводе, а у немцев танки с мотопехотой.

– Гранаты разбирайте!

По окопам с открытым вещмешком пробежал старшина Захаров, всучил мне две противотанковые гранаты и хлопнул по плечу:

– Держись, Андрий!

– Ага, – отозвался я и выглянул за бруствер.

Немцы шли в атаку. Семь танков, это только в пределах моей видимости, больше десяти бронетранспортеров, полтора десятка мотоциклов с пулеметами и, конечно же, пехота. Такого я даже под Смоленском не видел. Противник решил взломать оборону именно на участке нашего батальона и удержаться будет сложно.

Заговорили сорокопятки из приданного противотанкового дивизиона. Рано. Артиллеристы обнаружили себя раньше времени и немцы ответили. Танки открыли огонь. Они били по позициям дивизиона и сорокопятки замолчали. Видать, накрыло их или отходят. Неважно. Главное – делать, что должен. Карабин при мне. Шесть снаряженных обойм и сотня патронов в вещмешке. Гранат три, одна осколочная и две противотанковые. Могло быть и хуже. Например, дали бы вместо гранат бутылки с горючей жидкостью и воюй, как знаешь. А помимо того при мне еще трофейный немецкий штык-нож.

Над головой прошла пулеметная очередь, и я пригнулся. Но практически сразу услышал команду лейтенанта:

– Вз-во-од!!! Ого-нь!!!

Немцы в ста пятидесяти метрах, а мой карабин бьет на тысячу. Промазать сложно, если не лупить в белый свет, как в копеечку, и я открыл огонь.

Первая обойма закончилась быстро. Попал или нет? Разбираться нет времени и желания. Перезарядил оружие и снова начал стрелять. На этот раз более-менее прицельно.

Враги уже ближе. Они тоже стреляют, и кажется, все пули именно в меня. Вот-вот они вонзятся в тело и порвут его на куски. Но я уже знаю, что это самовнушение. СВОЮ ПУЛЮ ПОЧУЕШЬ. Так говорил старшина, и я ему почему-то верил. Может быть по той причине, что хотел верить.

Выстрел! Есть! Достал немца! Раскинув руки, он выронил винтовку и свалился.

Выстрел! Мимо!

Выстрел! Немец успел уйти с траектории.

Выстрел! Снова попал! Не убил гада, но задел!

Выстрел в пулеметчика на бронетранспортере! Промазал!

– Берегись! – окрикнули меня.

Я опустился на дно окопа и увидел, что прямо на меня идет танк. Громадная железная махина казалась несокрушимой, и захотелось убежать. Страх попытался овладеть мной, но я остался на месте и схватился за гранату. Не потому, что такой храбрый, а потому что действовал так, как меня учили.

Сминая не укрепленные деревом окопы, танк перевалился через них. Он прошел рядом, засыпал грунтом двух бойцов и стал разворачиваться.

«Если пойдет по окопам, – промелькнула у меня мысль, – всем плохо будет, и первым под гусеницами окажусь я».

Как поднялся и метнул гранату, сам не понимаю. Тело скованно, а руки, словно деревянные, и меня не слушались. Но я не промазал. Тяжелая болванка упала на корму боевой машины, и я рухнул на дно окопа раньше, чем она взорвалась.

Взрыв был не сильным или у меня проблемы со слухом. Кругом стрельба и крики. Но я смотрел только на танк, который стоял на месте и чадил.

«Получил, сука! – со злорадством подумал я и в этот момент люк танка распахнулся. – Оружие! Где мой карабин?! Стрелять! Стрелять!»

Карабин был рядом. Но перезарядить оружие я не успевал. На башне танка показался немец. В правой руке у него был автомат. За ним вылезал второй. Чтобы спастись, я должен был уйти дальше по траншее. Иначе никак. Убьют. Однако меня выручил старшина. Захаров оказался неподалеку и двумя очередями срезал немецких танкистов. А потом он ловко взобрался на башню и разрядил остатки магазина внутрь.

– Молодец, Андрий! – старшина спрыгнул вниз и оказался рядом.

Я промолчал. Подрагивающими руками загнал в карабин новую обойму и увидел лейтенанта, который выскочил на бруствер, героически вскинул ТТ, слегка обернулся и закричал:

– В ата-ку-у!!!

Нужно было встать, но я не успел. Взводный получил в грудь пулеметную очередь и рухнул обратно в траншею. Не жилец. Это было понятно сразу. Контратака закончилась, не успев начаться.

– Уходим! – старшина дернул меня за плечо и по узким траншейным переходам мы стали отходить в тыл.

Хаммельбург,

Офлаг XIII.

15.08.1941.

В небольшом помещении без окон стоял стол, за которым сидели два человека, русский и немец. Первый – бывший генерал-майор Красной армии Федор Иванович Трухин. Второй – руководитель главного управления политики в Имперском министерстве оккупированных восточных территорий Георг Лейббрандт. Русский, высокий худощавый мужчина с волевым лицом, одет в гимнастерку защитного цвета. Немец, средних лет круглолицый мужчина в сером костюме.

Генерал Трухин был потомственным русским дворянином Костромского уезда, предки которого на протяжении нескольких веков верно служили России. После окончания Костромской гимназии он учился на юридическом факультете Московского университета. Но шла Первая Мировая война, а молодой Федор Трухин был патриотом и все бросив, он окончил школу прапорщиков и отправился воевать. Потом произошла революция и прапорщик Трухин, поверив в ее идеалы, был избран командиром батальона 181-го Остроленского полка.