Алексей Махров - Голос вождя

А вот и следующий в очереди… Наглая «четверка», стреляя на ходу, шла командирскому танку наперерез. Гаврилов всадил «панцеркампфвагену» бронебойный в двигатель – болванка выкрошила цилиндры и переломала шатуны. Лопнули баки, разливаясь, разбрызгиваясь жидким огнем, и немцы полезли из люков, как черные тараканы-прусаки.

Бат хотел было дать команду Глебову, но наступающая пехота и сама справилась, перестреляв «панцерманов». Но нашлось дело и для радиотелефониста.

– Иван! Включай третий канал!

– Есть! Готово!

– «Очкарик»! Здесь «Высокий»! Куда ты пропал?

– Занят, «Высокий». Пытаюсь одновременно немцев заглушить и наши каналы держать открытыми. Пока вы там лихачите, мы здесь за вас отдуваемся!

– Боря, поерничай мне еще… Где «горбатые»?

– Петрович, летуны говорят, что все в разгоне! Немцы не только на нашем участке прут…

– Боря, дорогой, найди хоть эскадрилью!

– Ладно, ладно… Сейчас постучусь в одну дверку… Есть! Говорят, что заправляют одну группу.

– Группа – это сколько?

– Десять штурмовиков, Петрович!

– Боря, а двадцать найти слабо?

– Петрович…

– Жду!

Вскоре над полем боя показались штурмовики «Ил-2». Было их мало, и еще эскадрилья «МиГ-3» прикрывала «горбатых». «Ильюшины» пролетали на бреющем, как ангелы смерти, швыряясь бомбами, пуская эрэсы, паля из пушек.

Звено забредших «Юнкерсов» стало разворачиваться, от греха подальше, но пилоты «мигарей» не утерпели, набросились на бомбовозы. Вышло эффектно – немецкие летчики, стремясь поскорей облегчить свои «Юнкерсы», стали сбрасывать бомбы не глядя, и парочка фугасок раскурочила-таки «тройку» и «четверку».

Налет краснозвездной авиации не остановил накат танков Гудериана, но 1-й гвардейской помог.

Снова подключилась артиллерия, перепахивая поле, засевая его разящей сталью. А вот и «катюши» заработали – с ревущим воем уходили по косой в небо реактивные снаряды, падая на арьергард 46-го моторизованного корпуса, где двигалось «нежное мясо» бронированной орды – грузовики с пехотой, артиллерия, саперы. На них «хвостатые кометы» произвели «неизгладимое впечатление» – Бату померещилось, что он чувствует запах горелой человеческой плоти.

На мгновение показалось, что вражеский натиск ослабел – насколько мог видеть со своего места генерал, пространство перед ним было усеяно горелой техникой. Десятки немецких и наших танков дымились, застыв в разных положениях, один даже перевернулся, свалившись в глубокую воронку. Редко где просматривалась трава – земля была перелопачена и выжжена. Огонь и дым продолжали бушевать, разрывая сталь на куски, превращая живых и мертвых в бессмысленную копоть. Да уж: встречный танковый бой – вещь страшная, почти инфернальная… Но вот среди черных остовов что-то мелькнуло…

– Степан, видишь? Сука какая-то там рыщет, недобитая…

– Вижу, командир, «тройка» там! Прямо на нас прет!

– А вот хрен им на рыло. Бронебойным!

– Есть! Заряжающий!

– Уже!

– Выстрел!

С двухсот метров болванка пробила лобовую броню и, словно кол, втесала в «тройку». Тут прилетел бронебойный от соседа – в упор под башню, наполовину выдирая ту из погона. Готов.

– Жрите, твари, не обляпайтесь!

Бат мельком глянул на «трофейные», принесенные из «того» мира, швейцарские часы. Ух ты, всего одиннадцать утра! А показалось, что полдня прошло!

И в этот момент «Ворошилову» прилетела «ответка» – болванка вонзилась в башню, и экипаж танка словно оказался под Царь-колоколом в момент удара «языка». Звон оглушил всех, у Сереги Степановича даже кровь из уха пошла, а кусок окалины, выбитый снарядом из башенной брони, чиркнул Батонычу по левой руке.

– Т-твою мать!

Кое-как замотав рану, генерал-майор сунулся к нарамнику. Где эти суки?!

– Матвеич! Метров десять-пятнадцать вперед, и замри!

– Ага…

– Степа!

– Вижу его, тащ командир, самоходка за горелыми фрицами прячется!

– Так бей!

– Выстрел!

Степа поспешил – снаряд, нацеленный немецкой «штуге» в корму, пролетел чуток выше, пробороздив корпус и сбивая запасную канистру. Сноп выбитых искр походил на фейерверк – бензин вспыхнул тут же, растекаясь, проливаясь на мотор.

– Мимо! Но горит!

– Матвеич, газу!

– А то ж…

7 сентября 1941 года, Белорусская ССР, окрестности Минска

Я двинулся вдоль кромки леса, огибая поле боя. Светлана тащилась следом. От танкового сражения нас отделяла редкая полоска деревьев, если и защищая, то лишь от недружественного взгляда.

Я шел, спотыкался, но все смотрел и смотрел. Я бывал на танковых учениях, видал бои местного значения, но столь эпическую битву наблюдал впервые.

Рев моторов, огонь и дым, дыбившаяся взрывами земля – все это зрелище завораживало, словно первозданный хаос.

Пыль сдуло ветром, зато хватало дымов – черных, серых, белых, – густая пелена висела над полем, размазывая перспективу.

Танков поблизости от нас было немного, основная масса бронетехники отдалилась от опушки на пару километров. И сейчас рядом с лесом появились самоходки – новенькие САУ-76. Из-за «широких спин» «Ворошиловых» они выбивали немецкую бронетехнику. Получалось, судя по резко возросшему на поле количеству черных дымов, неплохо.

Вообще, когда видишь танковый бой со стороны, бросается в глаза то, что как раз танки – это далеко не все. Вот мимо проехали БТР-41, немножечко кургузые, если сравнивать их со «сто пятьдесят вторыми». А вот неподалеку, метрах в трехстах, появились громадные силуэты «КВ-2». Их орудия слаженно грохнули залпом, и меня со Светой качнуло воздушной волной – калибр внушал уважение!

И повсюду – под прикрытием брони или на броне – пехота. Без нее никуда. Грозный с виду танк беззащитен перед парой очумелых немцев, волокущих ящик-мину, или против смелого красноармейца, готового забросать вражескую машину бутылками с горючей смесью. Смешно звучит, но за танками надо приглядывать, чтобы противник не обидел.

– Ищешь друга? – задыхаясь, спросила Светлана. – Или просто любуешься батальной сценой?

– Знаешь, я был офицером, много повидал, но тут такой размах… Настоящая Курская дуга!

– Не поняла, – озадачилась Сморкалова, – какая еще дуга? Или ты имел в виду магнитную аномалию?

Еще бы ты понимала… В твоей реальности не было ни Сталинграда, ни Прохоровки.

– Проехали, – сказал я.

И в тот же момент послышался резкий голос:

– Стоять! Хенде хох!

– Вы уж что-нибудь одно выберите, – посоветовал я шагнувшим из-за дерева красноармейцам, – или по-русски командуйте, или по-немецки.

Усатый боец с сержантской «пилой» на черных петлицах молча отобрал немецкий автомат и попытался вытащить из моей кобуры «Грач». Не тут-то было! Пистолет даже не сдвинулся – чтобы его извлечь, нужно нажать планку на боку кобуры. Дабы упростить ему задачу, я снял оружейный пояс и вручил сержанту со словами: