Гордон Догерти - Assassin's Creed. Одиссея

Когда животное перестало дергаться, жрец провозгласил, что боги довольны. Волк поднял руку, и тут же все воины вознесли к небу свои копья. Их острия, словно железные пальцы, указывали в сторону афинян.

Спартанец за спиной Кассандры, на котором не было доспехов, поднес к губам авлос. Две трубы этого инструмента торчали в стороны наподобие слоновьих бивней. Набрав в грудь побольше воздуха, трубач дунул в свой инструмент, и низкий, леденящий душу стон поплыл над равниной. У Кассандры мурашки забегали по телу. Она узнала мелодию – «Гимн Кастору», который пробуждал в молодой женщине память об успехах детства и лучших временах. Кассандра смотрела на афинские шеренги. Во рту у нее совсем пересохло, зато мочевой пузырь распух до величины перезревшей дыни. Она знала, что способна сразиться и победить любого воина. Ведь сам Волк все детство неутомимо обучал ее искусству ведения боя в составе фаланги, показывая, как надо стоять, как сохранять силу, как двигаться и наносить удары. Совсем недавно спартанцы на берегу по достоинству оценили ее воинские навыки. Однако в настоящем сражении Кассандра участвовала впервые, и это действо вызывало в ней странные и тревожные ощущения.

– Боишься, мисфиос? – спросил Стентор, стоявший справа от нее. Кассандра даже не взглянула на собеседника. – Идти в бой – это как бежать с цепями на ногах. Повернуться и удрать нельзя из страха опозориться. Вильнуть в сторону или пригнуться, как в поединке, – тоже. Ты – часть стены, часть спартанского военного механизма. И этой частью стены ты и останешься. Здесь ты сразу понимаешь разницу между потешным и настоящим боем. На этом поле тебе предстоит сражаться и победить… или сражаться и умереть. – Стентор сделал глубокий вдох, потом усмехнулся. – Но ты должна радоваться, потому что только на грани смерти можно жить в полном смысле этого слова.

– Ты хочешь, чтобы я сбежала, – прошипела Кассандра. – Не дождешься.

– Возможно. Зато ты наверняка кое-чему научишься, наблюдая за мной, потому что сегодня я стяжаю славу для Волка. Я стану его защитником. И не с кем-нибудь, а со мной он захочет насладиться победой после трудного боя!

Кассандра искоса посмотрела на Стентора, решив не продолжать этот разговор. Но ей не удавалось остановить мысли. Если бы ее жизнь сложилась по-другому, если бы не было того вечера на горе, может, это она была бы сейчас на месте Стентора? Или Алексиос? Вопреки решению молчать, Кассандра ответила:

– Волк… Если сегодня меня убьют, я так и не встречусь с ним. Расскажи мне о нем.

Глаза Стентора вспыхнули, как раскаленное железо.

– Рассказать про его охрану и повседневные дела? Тебе ведь хочется выведать эти подробности? Думаешь, я забыл, что ты – мисфиос?

– Я не об этом, – вздохнула Кассандра, поворачиваясь к Стентору. – Какой он… отец?

Железная броня Стентора дала трещину. Впервые Кассандра увидела в его глазах что-то мальчишеское. Один этот взгляд говорил о многом. Стентор молчал. Через мгновение его лицо вновь стало холодным, исполненным ненависти. Трубы авлоса продолжали исторгать жуткие звуки. Кассандра решила, что время разговоров закончилось. Она едва не подскочила, когда Стентор все же ответил:

– Он сильный. Заботливый. Хороший отец. Но бывают моменты, когда он будто сам в это не верит. Его взгляд становится отрешенным. Грусть окутывает его холодным туманом. – Стентор коротко рассмеялся, и на мгновение в нем опять проглянул мальчишка. – Думаю, у каждого из нас есть, о чем сожалеть и в чем раскаиваться.

– Конечно есть, – ответила Кассандра, с очерствевшим сердцем посмотрев в сторону Волка.

«Но вскоре некоторые ошибки прошлого будут исправлены», – мысленно добавила молодая женщина.

Душераздирающий стон авлоса умолк. Оскорбительные и непристойные выкрики афинян тоже стихли.

Сотни младших командиров по обеим сторонам выкрикивали приказ наступать. Спартанцы и их союзники, словно громадная рука, лежащая на столе, сдвинулись с места. Их походка удивила Кассандру.

Фаланги двигались в ногу, причем быстро и в полном молчании. Союзники пели и кричали, однако спартанцы были немы, а их пристальные взгляды жгли ненавистью. Расстояние между армиями быстро сокращалось. Кассандра увидела, что на них движется афинская таксиархия – полк гоплитов в белых туниках с сапфировой полосой на правом плече. Голову их таксиарха венчал аттический шлем с перьями, грудь защищал старинный бронзовый торакс, а ноги были обуты в белые кожаные сапоги, отделанные золотом. На подходе таксиарх испустил устрашающий боевой клич:

– Элелелелеф! Элелелелеф!

Сердце Кассандры застучало, как копыта несущейся лошади. Ей вспомнился вопрос Стентора: «Боишься, наемница?» Сейчас бы молодая женщина, не кривя душой, ответила «да». Кассандра печатала шаг, стараясь не поддаваться страху. Меж тем острия афинских копий неумолимо приближались…

Раздался скребущий звук. Смертоносные острия царапали по ее щиту, и у Кассандры от каждого такого скрежета перехватывало дыхание. Иные копья со свистом проносились рядом с ее головой, а другие, падая, задевали лодыжки. Вдоль цепей стоял оглушающий звон и лязг железа и бронзы, словно орава великанов скрежетала металлическими зубами. Часть воинов ударяла по вражеским щитам, сдвигая те в сторону, а их товарищи, идущие рядом, били уже по ребрам и животам своих противников. Эта тактика в первые же минуты сражения унесла сотни жизней. Истошные крики, предсмертное бульканье в глотках, глухой стук выпадающих кишок сливались в оглушающую какофонию. Вражеское копье полоснуло Кассандре по щеке, отхватив прядь волос. Потекла кровь, обжигая молодой женщине кожу. Кассандра чувствовала ее запах, а вскоре ощутила во рту металлический привкус. Заметив в спартанских рядах женщину, таксиарх устремился к ней, посчитав слабым звеном. Навыки мисфиос в плотной стене спартанских гоплитов были бесполезны. Единственное, что оставалось Кассандре, – это закрываться щитом и нацеливать копье в противника.

– Глядите-ка, спартанцы притащили на поле боя какую-то суку! – похабно засмеялся таксиарх.

Воздух все гуще наполнялся удушающим зловонием самопроизвольно опорожняющихся кишечников и мочевых пузырей. От проливаемой крови над полем боя повис красный туман. Таксиарх переусердствовал и сломал копье. Число сломанных копий, как и число убитых, измерялось сотнями. Железные зубы значительно поредели. Фаланги продолжали наступать, пока щиты одной стороны не наталкивались с глухим стуком на щиты другой. Кассандра оказалась нос к носу с афинским таксиархом. Теперь не только ей, но и всем спартанцам пришлось схватиться врукопашную с врагом, имевшим численное превосходство.