Александр Агамальянц - Письма крови

Мы неспешно зашагали в сторону церкви, тайные казематы которой стали нашим убежищем на ближайшие пару дней, и Вильгельм начал свой рассказ: «По сути, Гёте, ты сейчас не сильно отличаешься от простых людей, к которым мы оба принадлежали, ты – буквально еще вчера, а я – так много лет назад, что уже и не упомню. Мы сильнее, наши чувства более развиты, мы не можем умереть от старости или болезней. Да что там – мы, вообще, не можем ничем заболеть. Однако в остальном, мы практически те же люди – нам необходима пища, хоть и своеобразная, мы можем чувствовать боль и даже можем умереть, если очень не повезет. Начну с плохого – умереть мы можем в одном из двух случаев. Во-первых, это солнце. Да, пожалуй, единственная из сказок о вампирах, которой можно верить, это сказка о смертоносности солнечного света. Все не так легко, как рассказывают глупые крестьяне, но опасаться надо. Открытый солнечный свет для нас подобен пламени ада, мы сгораем почти моментально. Если же ты укрылся в каком-нибудь подвале без окон, то вполне можешь бодрствовать днем, хотя и будешь испытывать некоторую вялость. Видимо, наша вечная бодрость и сила как-то связана с луной, ее фазами и прочей астрономической ерундой. Я никогда не интересовался.

Следующее, что тебе надо беречь как зеницу ока – это твой мозг. Да, мой добрый друг, твой мозг ценен не только как хранилище знаний и место рождения новых идей, но и как источник жизни. Для меня причины этого так же неясны, как и наша зависимость от времени суток, но это и не важно. Если получишь пулю в лоб, ты покойник и дядюшка Сатана с радостью поприветствует твою проклятую душу в своих владениях. Кстати, если тебе просто отрубят голову, то ты останешься жив. Сможешь, правда, только моргать глазами, но не умрешь. Некоторые из нас, кто обладает большой властью и богатой фантазией, имеют целые коллекции голов своих врагов. Я видел одну такую – довольно мерзкое зрелище. У полоумного герцога был зал, размером с бальный, отведенный сугубо под банки с головами, плавающими в кровавом растворе, достаточно питательном, чтобы они не голодали и достаточно прозрачном, чтобы можно было видеть этих несчастных и они видели, что происходит вокруг. Еще говорят, что если такую голову хорошо пришить к телу, то она может прижиться. Признаюсь, даже думать не хочу, на чем основано это утверждение.

А еще ты можешь умереть с голоду. Да, если очень долго пробыть без крови, то сначала ослабеешь до полного изнеможения, а потом впадешь в странный сон, очень напоминающий смерть. Нет единого мнения, умираешь ли ты или из этого состояния можно вывести – нет ни одного из нашего племени, кто пережил бы этот сопор. Однако патриархи, прожившие много сотен лет, зачастую устают от бессмертия и добровольно покидают мир таким способом. Видимо, они думают, что отдохнув за гранью реальности, они смогут каким-то волшебным образом связаться с потомками, бережно хранящими их мумии, и вернуться к жизни. По мне, это просто трусливый способ самоубийства, нежели путь достижения просветления или обретения душевной гармонии. Хотя, повторюсь, никто не изучал сопор, поэтому я могу и ошибаться».

«Погоди, – перебил я Вильгельма, – а почему так много непонятного в нашей жизни?». «Я думаю, что просто никому не интересно заниматься какими-то серьезными исследованиями, – пожал плечами мой проводник по миру проклятых. – Гораздо проще соблюдать нехитрые правила и жить в свое удовольствие. Нас же совсем немного. На всю Германию, хорошо, если наберется пара дюжин таких. К тому же, мы не горим большим желанием общаться с себе подобными. Тоже одна из загадок нашего сознания – все вампиры, как же я не люблю это слово, индивидуалисты в той или иной степени. Есть даже существа, крайне ревностно оберегающие свое одиночество, и готовы убить любого сородича, по неосторожности попавшего в их владения. Те же, кто говорит о кланах и семьях, по сути, не более чем слуги одного господина, довольствующиеся подачками с его стола и неспособные в полной мере вкусить радости бессмертия, а иногда и просто безвольные марионетки. Еще одной нашей бедой является полная бесплодность. Нам вовсе не чужды удовольствия плоти, но семя наших мужчин и лона наших женщин никогда не дадут потомства. Для некоторых это становится в тягость, и они заводят себе «детей», выбирая наиболее приглянувшихся из смертных. Участь таких чад довольно тосклива. Иные же забавляются более извращенным образом, держа обращенных в качестве домашних питомцев и обращаясь с ними соответствующим образом.

Но продолжим, осталось немного. Последнее и, пожалуй, самое важное, что я расскажу тебе, это значение крови. Кровь – всё! Она наша мать, наша пища и наш единственный источник силы. Когда ты сыт, когда вены наполнены человеческой кровью, то твои раны затягиваются за мгновения, ты можешь разорвать в клочья самого сильного из смертных, можешь всего лишь парой слов заставить любого смертного исполнять твою волю и так далее. Если ты ведешь не сильно активный образ жизни, то крови обычного взрослого человека, тебе хватит на пару недель. Но, чем больше нагрузка на твой организм, тем быстрее ты проголодаешься. И тогда тебе необходимо выходить на охоту. Я заметил, что ты не испытываешь предубеждения против нее и призываю сохранить это отношение как можно дольше. Каждый из нас, рано или поздно, устает от подобной жизни, некоторые совершают самоубийства, некоторые впадают в безумие. Видимо, это способ, которым природа убирает слабые звенья, чтобы на их место пришли более жизнеспособные существа. Эта апатия может длиться и десять лет и более, но она всегда проходит. Со временем, все повторяется и снова проходит. У кого-то каждый раз длится дольше предыдущего, у кого-то – наоборот».

Вильгельм снова сделал паузу и, на этот раз, она была вовсе не театральной. Я положил руку на его плечо: «Ты не для того предложил мне дар вечной жизни, и я не для того его принял, чтобы отказаться от него из прихоти. Клянусь, что не позволю миру смертных взять надо мной вверх». Мой друг и создатель улыбнулся. Мы оба понимали, что это всего лишь слова и, только столкнувшись с тяжестью пресыщения бессмертием, я узнаю по силам мне перенести ее или нет, но эти слова должны были быть сказаны. «Я верю тебе, мой добрый Гёте, – промолвил Вильгельм. – Я знаю, что ты с этим справишься. Теперь пойдем, укроемся от губительных лучей рассвета! А на закате пустимся в путь!». К этому моменту мы уже почти достигли нашего убежища. Когда же я устроился на своем ложе из ветоши, Вильгельм озадачил меня внезапным откровением: «Знаешь, Гёте, иногда мне кажется, что в мире есть еще кто-то, кроме нас. Кто-то… что-то… гораздо сильнее, опаснее…». Мой добрый любимый друг, если бы ты знал, насколько был прав тогда.