Екатерина Неволина - Большая книга ужасов 2015

Дашка засмеялась, показывая белые зубы, а с яблони слетела хищная полосатая оса, закружилась, жужжа, над ухом…

Он сел, схватил разрывающийся телефон. Сын, наверно, припозднился, вот и названивает. Сколько натикало-то? Темно за окном – дождь, что ли?

Номер был незнакомый.

Какая-то женщина усталым голосом долго втолковывала про аварию, он слушал, кивал, пристраивал трубку получше, а сердце обжигало: сын! сын!

– Куда, куда ехать?! – зачастил он в трубку и долго не мог понять, что не надо ехать, что его все равно не пустят сейчас в реанимацию, завтра, пишите адрес, завтра, нужны документы, страховка…

Женщина терпеливо повторяла все по нескольку раз – видать, привыкла к непонятливым родственникам. Он нашарил карандаш, стал писать, грифель сломался… Схватил ручку, очки… прыгающими буквами накорябал адрес прямо на газете, телефон приемного покоя, что везти…

– Завтра, вы меня поняли? Состояние тяжелое, но стабильное. Приезжайте завтра.

Посидел, раскачиваясь на стуле, глядя в никуда.

Спохватился, заметался по квартире, собирая нужное в пакет.

«Дашке-то как сказать?» – мелькнула мысль, а потом он вспомнил, что Дашка его давно умерла. Прилег опять на диван, силы кончились.

И в полусне одна только мысль рвалась наружу:

«Сын, сыночек! Как же так, за что? Только бы выжил, выздоровел… что угодно, квартиру продам, операцию любую – только б жил».

Старик спал, а к окну с той стороны прижалось белое лицо с темными дырами вместо глаз. По плечам существа струились длинные рыжие волосы. Оно приникло к стеклу всем телом, прислушиваясь, потом осторожно толкнуло форточку. Та отворилась.

Рыжеволосая гибко протиснулась внутрь, невесомо протанцевала по подоконнику, спрыгнула в комнату, принюхалась… Встала над спящим стариком. Улыбнулась, показав белые треугольные зубы. Длинные рыжие пряди коснулись человека и зазмеились, заползая в уши, в рот, в ноздри, оплетая шею и запястья.

А старик в это время шел по черному коридору сна. Под ногами чуть скрипели и проседали доски.

Впереди светилась стеклянная дверь, изнутри покрытая морозным инеем. Он взялся за железную ручку, дернулся от обжигающего холода, робко вошел в огромную сумрачную комнату, заставленную тяжелой мебелью.

Высокий мужчина в плаще с накинутым капюшоном ждал его у окна. Слушал дождь.

– Вот… сыночек у меня. Единственный, – пробормотал старик. – Авария, говорят. В реанимации он. Стабильное, но тяжелое…

Черный медленно уронил, не оборачиваясь:

– Я собираю портреты, мой дорогой гость… Портреты и память. У тебя должна быть очень длинная жизнь, долгая память. Это хорошо.

Старик всхлипнул, руки задрожали сильней, показалось, что Васька отчаянно мяучит под дверью, он застонал во сне… но потом покосился на Черного и кивнул:

– Сыночек у меня, Егор, Егорушка… квартиру продам… все, что хотите.

Черный обернулся, протянул руку с когтями и нежно погладил старика по заросшей серой щетиной мокрой от слез щеке.

Кот Васька выгнул спину, зашипел с ненавистью. Тварь с рыжими волосами впереди него перепрыгнула с карниза на балкон. Обернулась перед прыжком, в глазницах полыхнули красные искры. Кот прыгнул следом, но рыжие волосы метнулись навстречу как змеи, хлестнули в полете. Кот мучительно выгнулся, цепляясь за перила когтистыми лапами, но сорвался и полетел вниз, переворачиваясь. Упав на землю, он вытянулся, будто все еще парил над невидимой пропастью.

А рыжеволосая, проводив взглядом кота, толкнула балконную дверь, высунулась в больничный коридор. Горела лампа на посту, медсестра спала, опустив голову на стол. Рыжая скользнула по стенке, отыскала нужную дверь, принюхалась, мягко просочилась внутрь. В одиночной палате размеренно дышал подключенный к дыхательному аппарату парень, недавно поступивший после аварии. Из капельницы, подведенной к его руке, медленно сочилось лекарство.

Тварь улыбнулась, разглядывая беспомощного человека. Широкий рот ее был перемазан в земле и запекшейся крови.

Рыжие волосы сами собой зашевелились и поползли, подбираясь к шее раненого.

Но тут на окна легла тяжелая темная тень. Рыжая вздыбилась и попятилась к выходу. Золотой свет, блеснувший в черных стеклах, жег ей кожу. За окном заворчали. Рыжая отпрыгнула, метнулась прочь, растворилась в сумраке коридора.

Парень в палате, казалось, задышал ровнее.

Умирающий кот на газоне задрожал и затих. Глаза его еще светились расплавленным золотом.

Иногда жизнь меняется так быстро, будто кто-то щелкнул пультом – и вместо одного фильма начался совсем другой. Актеры те же, лица знакомы, но вместо моря дыбятся горы, вместо погони – любовь, а в чашке вместо кофе плещется молоко.

С крыши Ника вернулась в другой фильм.

Лев проводил ее до двери. Ей было горячо и весело. Неужели это она бежала тут на полусогнутых пару часов назад, неужели она вздрагивала от страха, оттого, что сзади мерещилось чужое холодное дыхание? Теперь ее пугала только собственная неловкость.

Они еще постояли у окна на площадке, болтая о пустяках.

Все было странно, непривычно, удивительно. Волшебно.

Дома она первым делом набрала Тишку.

– О, наконец-то! Я думала, ты уже померла.

– Я померла, – Нике хотелось расцеловать телефон. – С тобой говорит привидение.

– Сорри, тут мои вернулись, могу только писать, выходи в скайп, – торопливо шепнула подруга.

Ника включила комп:

«Привет, я тут».

«Ты выздоровела?»

«Я воскресла».

«Ого! С чего бы?»

Как объяснить?

«Я только что встретила на крыше парня».

Ну, встретила парня. Пусть даже и на крыше. Встреть она там Сашку из своего родного класса или Мишку из параллельного – ну и что? А тут…

«Не знаю, с чего начать! Он необыкновенный».

«Бэтмен, что ли?»

Ника засмеялась.

Вспомнила свой страх, ветер на крыше, изумление, неловкость, грусть, волшебство.

«Эльф сказал, что любит кошек».

Ну как передать Тишке, что в этом коротком – «я тоже люблю крыши и кошек» – целый новый мир? Теплая спина Джучи под рукой, и закат, и стук собственного сердца, и свет в окне напротив, и блеск черных луж внизу, и опять его глаза в сумерках…

И как же хочется увидеть его еще раз!

«Он обещал мне позвонить. Его зовут Лев».

И еще:

«Он сумасшедший».

Подумала и дописала:

«И я тоже!»

Тишка торопливо свернула скайп, выключила комп, но последние строчки светились у нее перед глазами. С подругой в последнее время творилось что-то странное. Сначала она нашла в подъезде разбившегося парня, жертву несчастного случая. Потом вообще пропала из школы. Невнятно объяснила, что ходила к психологу и в полицию – все из-за того случая, а после заболела. Пропала из Сети. Тишка тревожилась, но Ника написала эсэмэску, что совсем расклеилась, не хочет даже комп включать. Валяется, мол, в постели целыми днями.