Виталий Вавикин - Желание верить

– Все будет хорошо, – пообещал ему коп.

Битые стекла хрустели под ногами, напоминая о том, что он видел пару минут назад. Здесь он уже ничем не мог помочь, но там, наверху… Джонсон запрокинул голову. Всего лишь ночь. Запах жареного мяса вгрызался в ноздри.

– Все будет хорошо, – снова сказал Джонсон незнакомцу.

Двери, из которых выбежало это живое барбекю, были еще открыты. Джонсон поднялся по лестнице. Вошел в холл. Неоновые лампы мигали. Жир и остатки сгоревшей одежды вели мимо лифта. Джонсон поднялся на восемнадцатый этаж. Дыхание его было ровным. Мысли собраны. Запах горелой плоти был едва уловим.

Джонсон остановился возле двери с номером 1564. Остаток запеченной кожи прилип к дверной ручке. Джонсон достал платок и осторожно повернул ее. Одноместный номер, незаправленная кровать, запах секса и женских духов. Единственное окно было разбито, и ветер колыхал белые шторы, превращая их в сказочные паруса невидимых кораблей.

Джонсон отыскал на стене выключатель. Щелк. Лампы заморгали, зажглись на мгновение и погасли. Фонарик. Кровать. Влажные простыни. Джонсон вспомнил девушку, которую видел. Она была здесь. Ее красота радовала эти стены. Ее стоны дополняли скрип этой кровати. Ее пот на этих простынях.

Джонсон выглянул в разбитое окно. Красные мигалки неотложки светились где-то далеко внизу. Недокуренная сигарета дымилась в пепельнице. На белом фильтре остался след от темно-красной помады. Бумажные спички с названием ночного клуба лежали рядом. Неоновые лампы загудели, зажглись и снова погасли. Джонсон мотнул головой. На мгновение ему показалось, что комната стала меньше, сжалась, выдавливая его из своих владений.

– Какого черта? – он снова тряхнул головой.

Несмотря на открытое окно, он чувствовал, как пот покрывает его тело. Теплый, просачивающийся сквозь поры. Секс, духи, сигарета – все было слишком настоящим. Даже окно и девушка с горящими глазами… Но тем не менее этого не могло быть. Так не бывает!

Джонсон спустился на лифте. Вышел на улицу. Неотложка стояла возле его машины. Одеяло и огнетушитель валялись на лестнице. Бригада врачей курила, травя анекдоты. Джонсон подошел к ним и спросил про обгоревшего мужчину.

– Мы бы тоже хотели знать, – сказал начинающий седеть врач.

– Знать что? – Джонсон заглянул в кабину неотложки. Никого. Он чувствовал косые взгляды на своей спине. Чувствовал, как пот, теплый минуту назад, становится холодным и липким. Еще один тупой анекдот водителя. Еще один смех и какая-то шутка. Желудок предательски сжался. Кто-то дружески похлопал его по плечу.

– Со всеми бывает, – сказал седеющий врач.

Шофер отпустил какую-то шутку по этому поводу, и Джонсон тупо засмеялся вместе со всеми. Он знал, что он видел четверть часа назад, и знал, что сейчас ничего этого нет.

Джонсон принял душ и лег в кровать. Дети спали. Жена шептала какие-то банальности сквозь сон…

Секс, запах духов и тлеющая сигарета – ему казалось, что он в той комнате с разбитым окном, где ветер раздувает шторы, а влажные простыни хвастают тем, что пропитались потом безупречно красивой женщины…

Бумажные спички с названием ночного клуба. Джонсон все еще держал их в руке. «Безупречность». Он взял телефон и набрал номер этого клуба.

– Хотите узнать адрес? – спросил женский голос.

Сомнения длились не дольше мгновения.

Давать советы безумцам хорошо до тех пор, пока это безумие не поселится и в вашем разуме. После – вы уже один из них.

Джонсон заказал двойной «Джек Дэниэлс» и стал ждать. Две стриптизерши с потухшими глазами обхаживали металлический шест. Джонсон дал одной из них десятку. Она сняла лифчик и запустила пальцы под полоски стрингов. «Джек Дэниэлс» обжог рот и согрел желудок. Мысли невольно вернулись к недокуренной сигарете и следам помады на фильтре. Влажные простыни, духи, секс…

По спине Джонсона снова покатились капли теплого пота. Он узнал бы ее из тысячи темноволосых и кареглазых. Она сидела за барной стойкой, и ее взгляд, подернутый какой-то усталой поволокой, был устремлен в пустоту. Выглядела ли она желанной? О да! Полные груди натягивали блузку, подчеркивая торчащие соски. Черные чулки на длинных ногах. Короткая юбка. Приоткрытый рот, словно чьи-то невидимые губы нежно целуют ее. И этот взгляд! Да, теперь Джонсон видел, что это не усталость. Скорее истома, страсть, желание. Он поднялся и подошел к ней. Она была высокой. Выше него, по крайней мере, на каблуках.

– Не твое? – спросил Джонсон, протягивая бумажные спички с названием клуба.

Ее губы вздрогнули. Все та же хищная, плотоядная улыбка, которую он видел сегодня ночью у девушки, выпавшей из окна. Она оторвала спичку, зажгла ее, прикурила сигарету и сказала, что ее зовут Ивона.

– Кэл, – представился Джонсон, не сводя глаз с накрашенных темной помадой губ, обхвативших белый фильтр.

– Закуришь? – Ивона достала еще одну сигарету, но протянула Джонсону ту, которую курила.

Еще один глоток «Джека Дэниэлса». Джонсон поморщился и затянулся сигаретой. Выдохнул. Облизал губы. Вкус помады показался ему сладким.

– Хочешь переспать со мной? – спросила Ивона.

Джонсон снова облизал губы и сказал:

– Да.

Они поднялись по лестнице и вошли в холл. Сегодня Джонсон уже был здесь. Сегодня на этих ступенях сгорел человек, которого нет. Сегодня из окна номера, куда привела его сейчас Ивона, выпала девушка, которой тоже не было. Ничего этого не было и сейчас нет. Только поцелуй, пот и тихие стоны.

Джонсон сорвал с Ивоны одежду. Ивона расцарапала ему грудь и прокусила губу. «Все это – безумие», – успел подумать Джонсон, но сейчас безумие было важнее всего на свете…

И вот они лежат в постели. Влажные простыни прилипают к разгоряченным телам. Маленькая комната насквозь пропахла сексом и духами Ивоны. Она одевается, а Джонсон спрашивает:

– Ты кого-нибудь любила?

– Когда-то, – говорит она и продолжает одеваться.

– А сейчас? – Джонсон закуривает сигарету.

– Сейчас каждый раз.

Ивона забирает у него сигарету, делает затяжку и целует его в губы. Ее огонь обжигает ему рот. Сильнее. Еще сильней. Джонсон падает на пол и хватается за горло. Пламя пробирается ему в желудок. Заполняет органы и с потом вырывается наружу.

Бежать! Джонсон не думает. Ноги сами несут его куда-то. По лестнице. Вниз. Первый пролет, второй, третий…

Он распахивает двери и выбегает на улицу. Скрипят тормоза патрульной машины. Темнокожий коп бежит к нему навстречу. Срывает с огнетушителя предохранитель. Джонсон кричит ему, чтобы тот проваливал. Джонсон из прошлого не слышит его – не слышит себя из будущего. Реальность становится хрупкой. Слышится звон бьющегося стекла. Осколки падают на тротуар.