Элеонора Кременская - Под покрывалом белых облаков

– Ах, ах, – заахала бабушка Ленки, восторженно прижимая руки к груди, – в такой красоте, и умереть не страшно!

– Бабушка, ты опять? – упрекнула ее внучка.

– Не буду, не буду, – закивала бабушка, божий одуванчик, с сиропным личиком, ласковыми глазками, – я теперь хорошо себя чувствую.

Подруги переглянулись, вмешательство ангела Ленки было очевидно.

Бабушка засеменила на кухню:

– Праздничный пирог надо бы испечь! – и замесила тесто, девчонки с энтузиазмом принялись ей помогать.

Хлопнула дверь и в квартиру, озираясь так, будто ее сейчас укусят, вошла мать Ленки, редкая гостья в семье.

– Ремонт сделали? – и, не слушая ответа, кивнула, деловито направляясь в комнату, которую она изредка, но все же делила с мужем. – Я за вещами!

Бабушка молчала, месила тесто. Мать, собрав сумку, вернулась в кухню, пригляделась к дочери:

– Как ты изменилась, выросла! – и, помолчав, добавила. – Я уезжаю!

Бабушка посмотрела на нее.

– Насовсем! – с вызовом произнесла мать. – На развод подам дистанционно!

– Это как? – прервала общее молчание, Ленка.

– Разведусь с твоим отцом заочно! – и вздохнула, обвела взглядом квартиру. – Может, теперь по-другому вы жить станете!

– Может! – подала голос, бабушка.

Мать развернулась, не прощаясь, твердо постукивая каблуками, вышла вон, захлопнув двери.

– Как жила, так и ушла! – вздохнула бабушка.

– Чужая она нам! – согласилась Ленка.

– Ну и ну? – подивилась на поведение матери подруги, Кристина.

– Мы привыкли! – буднично сообщила бабушка.

– А отец, он что, тоже привык? – спросила Кристина, не веря ушам своим.

– Вначале плакал, пить стал, после бросил, пристрастился к пиву и домино во дворе!

– Сноха у меня – блуда! – сердито смаргивая слезу, сообщила бабушка.

Ленка всхлипнула, вытерла пальцами под глазами, чтобы убрать черные следы размазанной слезами туши.

– Мы и без нее проживем! – упрямо тряхнула головой Ленка.

– Что говорить, при таких подсолнухах, – оглянулась на стены кухни, бабушка, – мы про нее и не вспомним!

Летом, когда у Надежды в колыбельках вовсю агукали уже трое сыновей, на крыльцо психиатрической лечебницы взошел монах.

Выглядел он сосредоточенным, спокойным. В ясных глазах таилась грусть.

Разговор с главным врачом больницы, Сергеем Павловичем оказался недолгим. Особо тяжелых больных, так называемых отказников, из психушки отпускали с радостью. При отсутствии государства, когда все замешано на деньгах, конечно же редко, кто из родственников слабоумных станет оплачивать услуги санитарок, нянек, а без этого в нынешней Едроссии никак.

Монах, настоятель большого мужского монастыря, в сельской местности открыл вначале приют для бездомных людей, затем организовал медицинский пункт, теперь он готов был взять на себя заботы о несчастных безумцах.

В числе прочих, перевезенных на «скорых медицинских» машинах был и Егор Павлович Грошев. Родственники, брат с женой и племянниками от него отказались, подписав соответствующие бумаги.

Егор Павлович был совсем плох, когда его отмыли, переодели в нормальную одежду, когда заботливые монахи вывели на крыльцо, и солнце заглянуло ему в глаза, Грошев принялся вспоминать свое имя, свое прошлое, но так и не смог ничего вспомнить. Жизнь его началась с чистого листа.

Он полюбил посиживать на крыше своего маленького, выстроенного из красного кирпича, домика, где в нескольких комнатках жили другие болящие, полюбил смотреть на белые облака неспешно плывущие по голубому океану неба, полюбил горячо благодарить бога за свое скромное счастье жить!

Он более не плакал и не вздрагивал по ночам, хотя ему по-прежнему монахи оставляли включенный ночник в комнате. Его никто не преследовал, и он совершенно разучился рисовать. Бывшие ученики наверняка не узнали бы его, так он изменился, исхудал, пристрастился к молитвенным бдениям и садовым цветам.

Он выращивал на подоконнике мяту и добавлял ее в чай.

Сергей Павлович, главный врач психиатрической городской больницы изредка интересовался судьбой бывшего пациента, но лишь письменно, сам не приезжал, да и куда ему, колдуну, было соваться в намоленное место, каждый из нас должен служить своему господину.

Правда, один раз приехала Ирина Петровна и, опираясь на трость, прошла прямиком к святому источнику, долго пила из железной кружки, нисколько не заботясь о свойствах влияния на свой организм святой воды. После, долго говорила с настоятелем монастыря и монах, едва не благословив ее по окончании разговора, привычно подняв руку для крестного знамения, дернулся, как от удара током:

– Простите, – обронил он вежливо, – я понял, мы позаботимся о нем!

Ирина Петровна, старая ведьма высокого ранга, полная достоинства, покинула монастырские стены, а Грошева взяли псаломщиком и упросили принять постриг инока, он согласился, с радостью.

В монастыре ему стало намного лучше, сознание прояснилось, но и только, по-прежнему прошлая жизнь была покрыта туманом. Его это не беспокоило, интуитивно Егор Павлович чувствовал некую опасность, даже смертельную опасность от знания, как и зачем он жил раньше. И потому мозг его воздвиг плотный заслон на все воспоминания, абсолютно все, кроме монастырских.

То, что о Грошеве практически не вспоминала Кристина – другое дело. Ее теперь всецело занимали маленькие племянники. Помощь сестры была для усталой Надежды просто бесценна и ничего, что довольно часто чьи-то ловкие руки пеленали, меняли подгузники и пеленки одному грудничку, в то время, когда обе сестры были заняты, скажем, двумя другими. Надежда ничего не замечала, а бабушка хоть и замечала, но молчала, улыбаясь Кристине и в целом, одобряя невидимого, но бесценного помощника…

Отец Димитрий Ярцев – приходской священник сельской церкви. Человек не старый, но и не молодой, как он сам про себя говорит – божий, ни на что не похожий. Отличительной чертой его характера является сожаление, что он не в состоянии накормить и обогреть голодных и обездоленных всего мира. В его доме вечно живут изгои и просто потерявшиеся люди. Он счастлив сам не доесть, не допить, но ближнего накормить. В связи с этим у него много разногласий с жителями села, но большинство прихожан церкви, батюшку поддерживает и понимает. Довольно часто на селе можно увидеть как некая хрупкая старушка тащит к церкви тележку, набитую сверх всякой меры картошкой, консервами, крупами, сахаром, в придачу старушка обязательно приволокет мужнины вещи (не пропадать же добру, коли мужик помер) и с поясным поклоном складирует дары за свечной прилавок, где жена отца Димитрия, матушка Настасья с приветливой улыбкой кланяется в ответ.