Зотов Г.А. - Москау. Сказочник (сборник)

Но… такое дикое количество минусов съедает огромный плюс. Не нужно валяться на циновке и терпеть сторонницу шварцкопфов, которая выносит мне мозг. Я мучаюсь уже два месяца. Слушайте, я ведь спас ей жизнь! Нет, никогда больше не сдам кровь для переливания, не уступлю место старушке. Добро наказуемо.

Нащупав в темноте вторую бутылку, открываю, только это меня и спасёт. Пиво шипит, как раздавленная змея. Оно, наверное, тоже пытается выразить протест.

– А для чего в рейхе нужен парламент? – интересуюсь я. – Он разве приносил хоть какую-то пользу? Это тупой и скучный балаган для клоунов, которых уволили за профнепригодность. При кайзере Николасе была Государственная дума – так туда, фроляйн, даже женщин не пускали: в зале стоял мат-перемат, депутаты били друг другу морду. Кстати, святой Сталин превратил кремельцев в аналогичную биомассу… Но он же кумир шварцкопфов, это вас не возмущает. Парламент в Руссланде вполне заменит одна бутылка водки. Выпил, поорал, дал кому-то в рыло: совсем как в Госдуме.

Ни слова. Как обычно, она обдумывает, чем бы парировать. Тихонько поглаживаю сумку с правой стороны циновки. Присмотрел сегодня на чёрном рынке два пистолета вальтер и четыре штуки обойм: неизвестно, с чем придётся столкнуться на улицах Урадзиосутоку. Теперь я не удивляюсь, почему у Сопротивления нет проблем с боеприпасами. Тройная цена – и покупай что душе угодно. Винтовки, автоматы, пистолеты. В смазке, новенькие, с заводскими номерами. «Лесным братьям», я полагаю, военное снаряжение тоже поставляется прямо с заводов, вот почему война бесконечна. «Рыцари леса» борются против «фашистов-капиталистов», но берут налог с торговцев – на «народную войну». Вермахт клянётся умереть, защищая фатерланд от ужасов большевизма, а его интенданты на складах втихую толкают партизанам новейшее оружие. Круговорот марла в природе.

– Позвольте узнать – может быть, вы одобряете и рабовладение?

О, боги великие. Заберите меня на золотой мост Гьялларбру: я пройду по нему сквозь туманы гиблого Хельхейма и обнимусь с богиней мёртвых. Там лучше, чем здесь.

Простыня на ней сползла до колен.

У меня отличное самообладание. Но мы в крохотной комнате. Слишком тесно. Слышно не только её дыхание, но и частый стук сердца. Она больше не скована наручниками. Да-да, я жрец и философ. Увы, любая философия сминается в пластилин, если ты сидишь на полу, а рядом с тобой – женщина в одной простынке. Мы не христианские жрецы, нас не учили отключать сексуальные желания. Повалить, взять, овладеть… Так, о чём это я?!

Глоток пива. Он позволит настроиться на нужные мысли.

– Лично мне не мешает арбайтенлагер. – Я произношу эту фразу с олимпийским спокойствием. – Я бы даже сказал – он необходим. Любой житель Москау может подъехать к пункту сбора иностранных рабочих, например на станции метро «Слейпнир». Там заключается договор (использовать труд могут только лица арийской крови): наниматель платит рейху за аренду, выбирает арбайтеров, подписывает бумагу, обязуясь питать их определённой массой калорий в день. Разве это рабовладение? В Древнем Риме хозяин мог сделать с рабом что угодно, даже убить. Здесь же арбайтер – арендованная собственность рейха, ему запрещено причинять вред. Пенсионеры довольны: весной, в разгар вскапывания огородов, на землекопов скидки, у «Слейпнира» предлагают акцию «Два арбайтера по цене одного». Простите, что же тут плохого?

Если бы сливовое вино плескалось в ведре, думается, она мигом надела бы мне его на голову. Шварцкопфы весь Сёгунэ забили виртуальными протестами против «диктатуры оккупантов», но при этом не дайте боги высказать иное мнение. Форумный системфюрер сразу включает ферботен, то есть выкидывает бедолагу из беседы: в Руссланде каждый обожает слушать только себя. Окажись завтра шварцкопфы у власти, я буду болтаться на первом же фонаре, да и не только я. Любая революция – сопливая романтика только в момент восстания. После победы это уже пасть дракона.

– Я так хочу заставить людей одуматься, – звучит её голос, и в нём нет злобы – лишь горечь разочарования. – Национал-социализм был идейным врагом, а тут – пустышка, клон ценой в пфенниг, дешёвое подражание Третьему рейху. Споря со мной, вы защищаете Триумвират из принципа – слишком уж не желаете захвата Москау партизанами. А на деле… Что это за фатерланд, за который воюют китайцы? Почему у высших чиновников счета в банках Токио, а люди охотнее берут иены Ниппон коку, чем наши рейхсмарки? Гестапо и СС – оплот режима, но даже они устали, служат автоматически, потому что «так положено». Логика примитивна. «К фрицам уже привыкли, а что нас ждёт при партизанах? Неизвестно. Зато сейчас есть марло, работают нахт-клубы, рестораны и бордели». Когда я попала к вам домой, на канале «Викинг» собирались запускать новое реальное шоу – «Африка». Человека (унтерменша, естественно) забрасывают в джунгли, прикрепив на лоб мини-видеокамеру. В прямом эфире за ним охотятся – и егерское подразделение вермахта на вертолётах, и местное племя: кто убьёт быстрее. Телефюрер «Викинга» обещал, если развлечение станет популярным, райзебюро [38] Туристическое агентство (нем.). начнут организовывать поездки в Африку для состоятельных туристов. Типа сафари… поохотиться. Видите, что с нами делают? Мы мёртвым взглядом пялимся на кукурузное кино, читаем одноразовые книги и ржём над шутками, сочиняемыми конвейерным методом. Рейх съел мозг каждого из нас – как Ктулху. Мои братья искренне верят, что свергнут режим… А я думаю, тут поможет только лоботомия.

О, надо же, она сказала – Ктулху. Да, книги Лавкрафта в рейхе никто не запрещал.

Я обнимаю её. Совершенно неожиданно для себя.

Она затыкается на полуслове. Благословенный Асгард, надо было обнять раньше. Чуткое наслаждение тишиной: как же здорово, когда женщина молчит, а не толкает политические лозунги. Пальцы касаются кожи – она прохладная, но меня обжигает огнём. Во рту пересыхает, по губам ползут тонкие трещинки. Я вдруг ощущаю, что от неё исходит свет… Да-да, её тело светится. Глаза – как раскалённые угли… О, если Урадзиосутоку опять провалится под землю… да и пусть, мне не жаль. Ольга отшвыривает простыню в сторону – и остаётся совершенно обнажённой. Боги мои… Да она ОБАЛДЕННАЯ.

– Поцелуйте меня, – говорит она, и я сгораю в пламени глаз напротив. – Я прошу, поцелуйте. Ведь вам самому этого хочется. Пусть всё произойдёт – прямо здесь и сейчас.

– Простите, – отвечаю я охрипшим сдавленным голосом, как семиклассник, которому учительница посреди урока показала титтен. – Ваше самомнение переходит всякие…

Как это объяснить – то, что я ощущаю? Когда она прикасается, тело будто током бьёт. Она затягивает меня в омут, и всё, что я вижу над головой, – водоворот тины и лягушек.