Антония Таубе - Убить археолога

Так наши рыбаки проговорили чуть ли не до вечера и расстались добрыми друзьями. Когда Лопоухов зашёл в дом и увидел Анастасию Петровну, то с шутливым огорчением развёл руки:

– Ничего не наловил!

Но тут же заметил, что лицо у бабульки выглядит очень озабоченным, и ей сейчас совсем не до шуток. Видно было, что рыба постояльца в данный момент её ничуть не интересовала.

– Беда пришла, Семендяй Симеонович, – обеспокоенно сообщила ему Анастасия Петровна. – Сходила я к Сорокиным, и не зря! К ним во двор тоже кто-то туфлю подбросил, правую. Они тоже утром нашли. Посомневались мы, и пошли с этими туфлями к матери покойной Катюшки Воронцовой. И что Вы думаете?

Семендяй молча слушал её и только хлопал глазами – он пока что ничего не думал по этому поводу. А бабулька выдержала эффектную паузу:

– Она признала Катюшкины туфли, сама в них дочь обряжала! Так-то вот!

– Э-э-э… и зачем же их, в таком случае, из гроба вытащил? И каким образом? И кто?

– Сходили мы и на кладбище, Семендяй Симеонович! А там всё в порядке, никто могилку не ворошил.

– А. может, это всё-таки не её туфли? – засомневался Лопоухов.

– Будьте уверены, Семендяй Симеонович! Да и материнское сердце не обманешь! И, кроме того – на туфлях особая метка была, так что второй такой пары быть не может! Такие вот наши дела. А у Сорокиных свадьба на следующей неделе, так они теперь сильно разволновались, как бы беды не случилось!

– Да суеверия это всё, – попытался Семендяй успокоить хозяйку дома, – просто шутка у кого-то неудачная вышла, может, просто невесту попугать хотели!

– Хорошо, если бы так… – тяжело вздохнула Анастасия Петровна и начала растапливать печь. – Мы сначала тоже так подумали, а после для верности решили к цыгану сходить, чтоб он карты раскинул. Не поверите – но что ни скажет, всё слово в слово сбывается! Так он по-разному карты раскладывал, а всё одно получается – каждый раз Полинке свадьба выпадает!

– Ну, так ведь это замечательно! – подхватил обрадованный Лопоухов.

Честно говоря, он не понимал беспокойства из-за этих туфель, да и к карточным прогнозам всегда относился весьма скептически. Как профессиональный гробокопатель он верил только в то, что можно увидеть глазами и потрогать руками.

– Как раз ничего замечательного в этом нет, – возмущённо запротестовала Бобылёва, – уж про это-то любой ребёнок в деревне знает: если от покойника подарок получил – свадьбе не бывать! А ещё цыган и на меня ведь карты бросил, так вообще непонятное что-то выпало – к покойнику! А то, что на моём да на сорокинском дворе эти туфли оказались – так это покойник меня и Сорокину чем-то связывает. Вот только чем – не понятно, тут цыган никак не смог точно увидеть. Вот мы с Сорокиной и закручинились – и свадьбе быть, и покойнику быть… и что нам теперь делать? Ох-хо-хо, – горестно заохала бабулька, – приветы с того света никогда к добру не были…

Коряга внимательно слушал да слушал все эти новости и кое-что на ус наматывал, делал для себя какие-то выводы, а потом решил на местное почтовое отделение наведаться – проверить, так сказать, входящую корреспонденцию. И результат проверки его весьма порадовал, так как Алмазов собирался быть в Каннибаловке на следующей неделе, в субботу.

– Вот и ещё одного спеца несёт на мою несчастную голову, – с раздражением высказался Коряга по этому поводу и машинально потёр шишку на темечке.

А потом, надумав кое-что интересное, бес злорадно ухмыльнулся, изъял письмо, тщательно припрятал его в свою набрюшную сумку и отправился в дом Полинки Сорокиной, которая тоже с утречка получила туфлю покойницы – не мешает на всякий случай разведать, что там и как. Лишние знания ещё никому не повредили!

Застал он Полинку весьма огорчённой и опечаленной! Однако – красавица, отметил про себя Коряга. И стал он здесь свидетелем одной неприятной и тягостной сцены – сцены ревности. Хотя, конечно, насчёт приятности и неприятности – это вопрос весьма спорный, ведь всё зависит от того, с какой точки зрения посмотреть на это дело. Поэтому – что для Полинки было неприятностью, для беса было очень даже приятно!

В Полинкином окне, как оказалось, уже битый час несгибаемо торчал бывший её кавалер – Василий Горемыка. Он никак не желал мириться с положением брошенного жениха, и никак не мог поверить, что у его Полинки в самом деле скоро состоится свадьба с другим ! Сначала ему казалось, что она просто выгибается и капризничает после очередной его выходки, но вот до свадьбы осталась уже неделя, а она что-то всё ещё не одумалась, не собирается даже – и это уже начинало беспокоить Ваську и действовать ему на нервы. Так что, наступив на горло собственной гордости сапогом сорок шестого размера, Васька пришёл мириться, и сейчас он уговаривал Полинку бросить своего нынешнего жениха.

– Ну что ты в нём нашла? – в сотый раз канючил Горемыка, – мне назло, что ли, замуж собралась? Ну, поссорились мы маленько… ну, с кем не бывает… а, Полинушка?

– Сам, Василий, виноват! – в сотый раз отвечала Полинка, уже теряя терпение. – Не надо было по девкам бегать! А теперь о чём говорить?

– Да не виноват я, Полинушка! Это меня бес попутал, разлучник проклятый! Ты ведь меня знаешь, – да нешто бы я по доброй воле?.. Сам не понимаю, как это получилось! Ну, прости дурака…

– Ладно, хватит переливать из пустого в порожнее! Уходи, пожалуйста! У меня через неделю свадьба, и тебя туда никто не приглашает!

– А я вот возьму, да и приду! Посмотрим тогда, что твой Лёня мне сделает!

– Ох, Василий, и бешеный же ты… – тихо проговорила Полинка и уже как-то отчуждённо посмотрела на бывшего ухажёра, – у тебя всегда кто угодно виноват, только не ты! Ты не нагулялся, а кто-то другой страдать из-за тебя должен… эх, ты!

Исчерпав все доводы, Васька беспомощно привалился к стене, а Полина, выходя из дома, в сердцах так хлопнула дверью, что тяжёлая конская подкова, висевшая над входом, сорвалась с гвоздя и врезалась с ускорением свободного падения точнёхонько в поросячий носик Коряги. Бедный Коряга ойкнул и схватился за пятак, а от этого ойкнул ещё сильнее, поскольку ещё после прошлого раза к этому нежному дыхалу невозможно было прикоснуться от сильной боли – и горючие слёзы обильно брызнули из глаз незадачливого беса. А Полина, услышав падение подковы, вернулась, спокойно подобрала её и аккуратно пристроила на прежнее место.

– Ну вот, только этого ещё не хватало! – сквозь слёзы и сопли обиженно повизгивал Коряга, – пропади всё пропадом! Опять путь перекрыли!

Не мог теперь бес нормально из избы выйти, пришлось опять по-бесовски через дымоход на волю выбираться. Обидно стало Коряге:

– У Васьки ревность взыграла, а у меня – ещё одна травма! Нет, не одна даже, а сразу две – моральная и физическая! За что!!!