Антония Таубе - Убить археолога

Коряга для приличия подумал немного, хотя этот вариант его тоже вполне устраивал, и постарался скрыть в голосе довольные нотки:

– Ладно, согласен. Поехали!

Солидный и увесистый Лопоухов с трудом взгромоздился на тощий хребет покряхтывающего Коряги, и они вылетели в открытое окно. Семендяй даже рассмеялся – ему вспомнился кузнец Вакула верхом на чёрте, и как потешно тот перебирал по небу своими копытцами, торопясь поскорее доставить Вакулу в Петербург. А теперь вот – подумать только! – и самому довелось прокатиться таким же макаром!

Анастасия Петровна, глядя вслед удаляющейся парочке, только усердно крестилась, – свят, свят, свят, – никак смог всё же беса оседлать, окаянный… А кот Васька злобно зашипел, вытаращив свои зелёные глазищи, и в стайке беспокойно замычала корова. Только Проша философски отнёсся к происходящему – убралась эта незваная нечисть из дома, и ладно! Чего о нём дальше думать-то? И так забот хватает!

Светила полная луна. Лопоухов пролетал над лесом и старательно посматривал через плечо вниз, на исчезающую дорогу, стараясь на всякий случай запомнить направление. Через некоторое время Коряга пошёл на снижение, а через пару минут и вовсе приземлился.

– Слезай быстрей, Лопоухов, тяжёлый ты, – отдуваясь, еле выговорил он.

Лопоухов встал на землю, встряхнулся по-собачьи всем телом, и, не обращая внимания на жалкое состояние беса, зычным голосом скомандовал:

– Клад показывай! – потом гляделся по сторонам, – где это мы?

– Где, где… – ворчливо отозвался Корягая, растирая костлявые бока, – на заброшенном стекольном заводе, вот где! Раньше тут была контора управляющего, Савинкова Савелия Людвиговича. Сбежал он от советской власти, а перед тем в катакомбах под заводом денежки свои припрятал. Пошли, покажу! Только копать сам будешь!

Этим Семендяя Лопоухова было не напугать, – уж чего-чего, а копать-то он умел! И бес повёл его по давно покинутому людьми стекольному заводу, ещё хранившему следы былого величия и трудовой славы – полу-растрескавшиеся гербы, полу-обвалившиеся колонны, частично сохранившаяся лепнина с осыпавшейся позолотой… Конечно, сейчас всё это выглядело более чем уныло, навевая грусть и тоску, и с трудом можно было представить, что и здесь не так давно кипела жизнь, награждались грамотами победители соцсоревнований, выполнялись и перевыполнялись пятилетние планы…

Затем Коряга резко свернул в сторону и стал спускаться в тёмный провал какого-то подвала через забитый всяким мусором вход. Буквально через полсотни шагов подвал вдруг оказался довольно просторной пещерой, стало холодно, промозгло и вообще не очень приятно – запахло сыростью, гнилью и почему-то отсыревшей известковой побелкой. Коряга остановился. С минуту постоял, прислушиваясь и принюхиваясь, а потом подвёл Семендяя к противоположной стене и уверенно ткнул когтистым пальцем:

– Разгребай здесь!

Лопоухов без лишних слов вытащил из рюкзака свою сапёрную лопатку и так же молча начал энергично расковыривать стену в указанном месте. Сначала от стены отлетали влажные куски какой-то штукатурки, потом пошло легче и легче, а потом этот непонятный строительный материал и вовсе рухнул! Под ноги взбудораженного Семендяя из стены выпал простой деревенский чугунок, тяжело стукнувшись о землю. От удара крышка чугунка лопнула, и из него посыпались золотые монеты… Семендяй светил фонариком на эти сверкающие кругл я шки, обалдевшим взором смотрел на них и никак не мог насмотреться – он просто глазам своим не верил! Вот это подвалило, так подвалило! Вот это фортануло, так фортануло!

– Эй, любезнейший, – осторожно окликнул его Коряга, – а ты не забыл, что каждый клад откупа требует?

– Знаю, не забыл, – сердито ответил ему Лопоухов. – А ты много не болтай! Твоё дело было клад мне показать!

– Зуб давай! – настойчиво потребовал бес.

– Ишь, ты, шустрый какой! – ответил Лопоухий, торопливо перекладывая добычу в рюкзак, – ты сначала меня назад отнеси, а потом и зуб свой получишь!

Он усмехнулся в темноте, а Коряга не заметил в этих словах никакого подвоха. И только вздохнул – что ж поделаешь, придётся этого лося обратно тащить!

Недовольный Коряга с трудом взгромоздил потяжелевшего Семендяя на спину и покорно поволок его назад, в Каннибаловку, – будь она неладна! Опять пролетел Лопоухов над тем же лесом, и вот бес опустился, наконец, на знакомом дворе Анастасии Петровны. Ну а дальше-то и произошёл самый прикол!

Лопоухий не торопясь слез с Коряги, и не успел бес спину разогнуть, как Семендяй схватил его мёртвой хваткой за горло и со всей силы шваркнул свинячьим рылом прямо об угол дома! Ой, как было больно! Коряга прямо света белого невзвидел! Уставший бес никак не ожидал такой подлости – он не успел ни приготовиться, ни сгруппироваться, вот и поплатился за свою доверчивость столь жестоко! Вот она, людская благодарность! Своим коварным поступком Семендяй в лепёшку расквасил Коряге нежный чувствительный пятачок, своротив его набок, и выбил два передних зуба !

Пока искалеченный Коряга выл, обхватив руками свою разбитую физиономию, гад Лопоухов поднял с земли его зубы, на раскрытой ладони протянул их бесу и довольно заржал лошадиным хохотом:

– Вот, как и договаривались! Обещал я тебе, что за выполненную работу получишь ты свой зуб? Вот и получай! Да не один, а два! Бери, пока я добрый! – и назидательно добавил суровым голосом, – да чтоб впредь все мои приказы выполнял без разговорчиков! Усёк?

– Усёк… – сквозь слёзы всхлипнул Коряга, а сам в себя прийти не мог от такой безграничной наглости.

С огромной горечью зажал он в кулачке свои выбитые зубы и долго ещё проклинал подлого Лопоухого, как только мог!

В ту ночь свет в избе Анастасии Петровны горел до утра. И она сама, и уж тем более Семендяй, – оба были растревожены, взволнованы, и им обоим, конечно же, было совершенно не до сна. Они проговорили до рассвета и задремали только тогда, когда горластые деревенские петухи хрипло и радостно возвестили о наступлении нового дня.

А всесторонне пострадавший Коряга никак не смог проникнуть в дом, потому что противный бдительный Прошка зорко охранял все подступы. Что бедолаге оставалось делать в такой тяжёлой ситуации? Пришлось жертве людского коварства и чёрной неблагодарности пристроиться на ночёвку со свиньями, в их тёплой сараюшке.

Но едва стало светать, Коряга заметил во дворе чёрного колдуна, одетого в длинный поношенный плащ с накинутым на голову капюшоном. Он по-хозяйски неторопливо расхаживал по двору, обшаривая каждый угол, потом подошёл к окну и стал настойчиво заглядывать внутрь, словно высматривал там что-то или кого-то. Подобострастно приседая и кланяясь, Коряга выполз ему навстречу, собираясь пожаловаться на мерзких и полых людишек этого дома, но колдун только мельком глянул на Корягу, с безразличным видом прошагал мимо, зашёл в закрытый курятник – и пропал там!