Горос - Долгая ночь

Наконец она перестала лить слезы и замолчала. Молчал и я. В округе было тихо и безветренно, и казалось, что все замерло. Время остановилось. Тишину снова нарушила она.

– Скажи, ты кого-нибудь любил?

Мне стало не по себе. Вопрос бил по самому больному.

– Только по-настоящему. Ну, ты понимаешь?..

Я понимал. Но что я ей мог ответить? Да, я любил. И прикончил свою подружку после того, как она меня кинула…

– Любил. – Я опустил глаза.

– А вот представь себе, что человек, которого ты любишь, оказывается самой величайшей падлой на свете.

– Могу представить!

Это вырвалось непроизвольно и, возможно, слишком резко. Татьяна испытующе посмотрела на меня.

– Как ее имя?

– Света.

– Она красивая?

Я взглянул на нее и сразу отвел глаза. Грудь сдавило. Татьяна в лунном свете жутко напомнила мне ее. Красива ли она была? Конечно: чертовски, даже дьявольски!

– Да. – И добавил: – Очень.

– Она тебе изменила?

Изменила ли она? Это еще мягко сказано!..

– Да, изменила.

– А ты?

– А я…

Я вдруг почувствовал, что если этот допрос не прекратится…

– Я пил с месяц не просыхая, – соврал я. – Потом как-то по пьяни влетел в реку на мотоцикле. Чуть не утонул. Попал в больницу. А когда вышел, забил на все и… В общем, не люблю говорить об этом.

Потом мы снова долго молчали. Каждый думал о своем и все же об одном и том же. Оба – брошенные люди.

– Ох, башка болит, отпускать начало, – простонала Татьяна. – Домой надо. Мать, наверное, с ума сходит.

– Проводить?

– Да нет, сама дойду. Кстати, зовут-то тебя как?

– Денис.

Как же давно меня так не называли.

– Я – Таня. Ну, счастливо, Денис. Приходи на дискотеку. Я там часто бываю. Может, увидимся.

Я тоже сказал: «Счастливо», – и мы расстались. Я даже не надеялся, что мы еще когда-нибудь встретимся, и все же приятно было пообщаться. Со мной редко разговаривали так – по-человечески.

Когда Татьяна ушла, я, шатаясь вдоль берега, думал о недавнем разговоре. Вот так всегда: для людей ты человек, пока они не узнают, кто ты на самом деле. А что в принципе меняется? Я ведь остаюсь таким же, как был: та же внешность, те же мысли, понятия. Да только если б она узнала, кто я, уверен, шарахнулась бы от меня, как от демона, и побежала бы звать народ. Но почему?.. Ведь если бы я хотел ее убить, сделал бы это сразу же, без лишних разговоров!..

С такими мыслями я бродил там почти до рассвета. Поговорил немного «о жизни» с рыбаками. Загрузил какого-то старика суицидальными рассуждениями, начав с политики и закончив погребальными обрядами. Но когда тот спросил: «А ты чьих такой будешь?» – я, как обычно, соврал: «Да так, к приятелю приехал в гости». И на этом разговор был окончен. Раз интересуются тобой, значит, пора «делать ноги». Я распрощался со стариком и побрел на поиски нового места для своего «дневного ночлега». Я дал себе слово, что в тот подвал больше не вернусь. И ближе к рассвету я нашел пристанище – в какой-то подвальной каморке клуба.

От жары кружилась голова. Мне всегда жарко на свету, но эту лампу я погасить не мог. Выключатель находился где-то снаружи, а разбить ее было слишком опасно – пришли бы менять лампочку и обнаружили меня. Пребывание в той каморке в подвале клуба, где я провел день, с большой натяжкой можно было назвать отдыхом. И все же это гораздо лучше, чем гнить среди сырости и вони. Я кутался в какие-то тряпки, стараясь укрыться от этой ужасной лампы дневного света, а самое главное – от чужих глаз. Горячий пот струился по телу, заливал глаза. Несколько раз я слышал, как в подвал входили люди: искали что-то, перебирали вещи. Я сидел тише воды, и мне везло. И даже, несмотря на все, мне удалось немного поспать. И наконец-то пришел вечер.

Вечером снова лил дождь. Сквозь подвальное окошко я видел, как мчатся по улице ручьи, обстреливаемые сплошным потоком капель, унося с собой массу мусора. Было еще довольно светло, и все же я решил сбежать от кошмарной лампы клубного подвала. Взобравшись на какой-то ящик, я протиснулся в маленькое окошко – и тут же угодил под холодный душ. Проклятый дождь соорудил приличных размеров лужу прямо под окном, и, выбравшись, я стал похож черт знает на кого. Да ладно, дождь смоет. За грозным покрывалом туч все еще чувствовалось солнце, но холодная вода смягчала его убийственный жар. И я пошел куда-то – туда, где, может быть, больше тени, меньше воды и есть еда.

Да, тогда мне, помню, невыносимо захотелось просто поесть. Еще бы, три дня голодовки дали себя знать. А добыть еду, тем более в это время суток, довольно непросто. Не идти же в таком виде воровать в магазин? А забирать деньги разбоем довольно рискованно: поселок небольшой, найдут быстро. Оставался один вариант. Тоже немалый риск, но и шансы на успех имелись. И вот, проходя по какому-то переулку, я заглянул за забор.

Малинник, огород, дальше сад, какой-то сарай (скорее всего, хлев) … А вон то, видимо, летняя кухня! Осмотревшись по сторонам, я быстро перемахнул через забор и укрылся в малиннике. Где-то совсем рядом хлопнула не то дверца машины, не то дверь дома. Я поглубже залез в колючий кустарник, ругая себя за то, что не потерпел до темноты. Конечно, дождь был мне на руку – загнал всех людей по домам. Но, с другой стороны, на сырой земле огорода оставались глубокие следы. Да и из окна меня могли заметить. Не хватало только в ментовку загреметь. И все же я быстро побежал к саду, стараясь не задевать грядки. У забора снова присел, выглянул, и мгновение спустя был уже в саду, среди зарослей смородины и крыжовника. Пробрался к летней кухне, заглянул в окно: никаких признаков съестного. Зато, похоже, есть погреб. Я осмотрел раму, она оказалась забитой изнутри. Тогда я решил проверить замок. Дверь находилась со стороны жилого дома, но от крыльца была укрыта большим кустом сирени. Хорошо, хоть собаки нет, думал я, пробираясь к двери. И вид замка меня обрадовал: таких мне приходилось вскрывать немало. Не прошло и трех минут, как я оказался внутри.

Насчет погреба я не ошибся. Откинув половик и крышку, я спустился в его пахнущую землей прохладу. Кроме прошлогодней картошки тут оказались банки с домашними овощными консервами, а в фанерном ящичке лежали три приличных куска сала. Подхватив пустой мешок, я тут же засунул в него кабачковую икру, помидоры, пару банок с каким-то салатом, кусок сала, набросал картошки. И собирался уже выбираться, как вдруг услышал шаги. Я еле успел задвинуть крышку погреба над головой, как в домик кто-то вошел.

– Да… твою мать! – раздался грубый мужской голос наверху, а я приготовился треснуть этому мужику в лицо попавшим под руку коротким куском доски, если крышка погреба приоткроется. Наверное, в тот момент я мог бы даже убить.

– Антоха, бестолочь! – прорычал мужик. – Ни хрена ему доверить нельзя!