Ива Одинец - Бестии

Медленно-медленно руку вверх… Всё так же прижимая левой.

– Что ты делаешь?

– Угадай с трёх раз.

Его ладонь, хочет он или нет, скользит всё выше. Вздрагивая, когда кожа задевает кожу там, где нейлон разорван. А вот и бахрома разошлась, пальцы коснулись края юбки. Остатки сопротивления безжалостно раздавлены. Вверх, ещё выше.

Вместе с юбкой.

– Я за рулём вообще-то!

– Да? Правда? А-аб-бал-деть!

Отлично вышла его любимая интонация.

Намеренное оскорбление. И ничто иное.

Выругался – шёпотом, не разобрать, но точно грязно.

«180».

«160».

Отлично. Лучший способ остановить. В смысле – машину.

Оглянулся. Глаза сужены… такое было лишь раз. Когда требовал не обращаться на «вы». Тогда исчезло сразу – а сейчас… Долгий взгляд разгневанного тигра – наступили на хвост и не думают убирать ногу. А он плюс ко всему ещё и голоден. То, что не тигр, а Тигер, дела не меняет.

Ощущение власти захлестнуло с головой. Изысканнейшее удовольствие – злить мужчину, которого хочешь всеми печёнками.

(да что со мной такое?)

(почему не могу остановиться… заставить себя?)

Даже воздух налит яростью. Его – и моей. Родная атмосфера. Обожаю.

(да что ж я творю…)

(это же Тиг, а не..)

Степень свободы юбки кончилась. Дальше – шорты.

Стоя на коленях – бёдра сжимают его ладонь – потянулась к сумочке. Приходится одной рукой. Отпустишь – ещё опомнится.

Нож лёг в руку. Будто родились сросшимися.

Его глаза расширились. Сто сорок – не двести двадцать, но тоже немало. Машина рыскнула влево-вправо, её занесло… но Тиг вернулся на курс, не глядя. Смотрит в глаза, гипнотизируя – и поддаваясь гипнозу. Больше ни единого взгляда на нож.

А внизу обжигающе холодное лезвие медленно отделило ткань от кожи. Один рывок вверх – и всё раскрылось, рассечённое надвое: полоска, делавшая юбку шортиками, колготки… нет, скорей уже чулки. На левом бедре изнутри и ладони у основания, зажатой – не увернуться, длинные порезы наискось. Струйки крови, щекоча голую кожу, ползут вниз, на обивку сиденья.

Швырнула нож назад. Обе руки дёрнули его руку – как смогли выше. Пальцы внутри. Застыв, напряглись – но подчиняются, хоть ему тоже больно. А ещё жарко, очень жарко, и мне тоже, и по-другому быть не может…

– Ах, какие мы… Как печка…

– Обжечься боишься?

– Дай… я сам.

Глаза с сожалением вернулись к дороге. Круто в гору, покрытие ни к чёрту, машину встряхивает, как горох в погремушке. Объезжать выбоины – себе дороже. Сплошные оползни, правые колёса могут сорваться – а обрыв кончается в доброй сотне метров отвесно внизу.

– Держись… на потолке, сзади.

Пальцы правой нашли поручень.

Держась левой за спинку, медленно улеглась. Кое-как пристроив голову на обивке двери. Но вот ноги от ушей деть некуда. Только если левой упереться в спинку кресла водителя, а правую – поперёк колен…

Пилотирует, как в слаломе. Ну ас… Одной ведь левой. А правая… Кроме неё – и сосредоточенного профиля – в сознании осталось лишь одно: это гонка на выживание. Во всех смыслах.

Поворот на объезд пропустили. Встречных давно не слыхать. Отрезок закрыт на ремонт. Только безумный стритрейсер может решиться ехать… нет, лететь. Надо миновать как можно скорее. Хотя бы обрыв. И лучше не мешать, какой он ни есть ас… Какие мы всё же безответственные…

Эх, цифровик бы сюда…

– Есть фотик?

– А как же.. О-ох. Хоть в «Плэйбой».

– Не их формат. Зажатые больно.

– Обалдеть.

– Доставай.

– Не на ходу же…

(а почему нет?)

Машина круто свернула вправо – прямо на целину, к лесопосадкам. Можно не оглядываться, приподнявшись на локтях. Разница между искорёженной, но всё же дор о гой и влажной землёй слышна чётко. Хорошо, «икс пятая» – вседорожник.

– И куда ты, Сусанин, щемишься? Обратно выберемся?

– Потом.

– И как?

– Весело. Лежать.

Перед самыми деревьями он сбросил скорость. Машина углубилась в лесопосадку, трасса осталась за плотной стеной. Если нормальных людей сюда и занесёт – с дороги не увидят.

Тиг заглушил мотор.

Для съёмок пришлось задействовать обе руки. С великой неохотой.

Ухмыльнулся поверх объектива.

– Ну что, Клаудиа Шиффер?

– За шифер ответишь.

Движение в ритме слайдов. Куртку – назад (не совсем технично, рукава тесные). Молния на свитере двухсторонняя, можно поиграть…

Фотограф в ритме. Глаза горят, рот приоткрыт.

– А глазёнки-то сверкают… Вздраконенный ты мой…

– Это что ещё за слово?

На глупые вопросы не отвечаю из принципа. А чтоб прекратить, бросила в глупышонка скомканный лифчик, попав по лбу, что довершило веселье.

Щелчок вслепую. По инерции.

Выпутался. Глаза сощурены.

– Издеваешься?

– Ага.

– Ах, та-ак?!

Рванул к себе на колени.

– Ну-ка повтори!

Конец фразы заглушил свитер, завёрнутый на голову. Заодно запутала и руки. А пока избавляется, азартно ругаясь – нырнула под локоть. Сейчас защекочу до полусмерти – буйной гривой по голому пузу…

Хохоча, содрал наконец свитер. Увернуться не успела. Сгрёб в охапку.

– Попался, который кусался!

Лицо уткнулось в обнажённую грудь. Запах, хранимый в памяти до последней молекулы… Первый же вдох вышиб дурашливое веселье напрочь. Сознание затопила ошеломляющая радость узнавания теплоты, шелковистости. Неужели девять месяцев прошло с первого – и единственного – вечера… это чудо – войти в ту же реку дважды, ничего не изменилось – скорость течения, состав воды… Вкус, шероховатость кожи под ладонью – без раздирающего чувства потери, пронизывающего каждый сон с ним, каждое пробуждение в слезах…

Может, мы и изменились, но то, что возникло тогда в нас – нет. Лишь стало сильней и ярче.

Его ладони медленно, вспоминая, гладят по спине. Или нет, не знаю… Сигналы осязания в мозг посылают лишь обезумевшие губы, покрывающие поцелуями каждый миллиметр тела. Всё такого же тонкого и гибкого.

Коротко вспыхнула боль. Не она – лёгкий нажим его левой ладони на щёку заставил поднять голову.

На пальцах правой кровь.

– Откуда?

– У тебя… до сих пор. Ты порезалась. Не чувствуешь?

– Плевать. Лишь бы тебе на штаны не накапало.

Ещё могу стоять на коленях. Не опускаясь. Но так будет не всегда.

Одним рывком до конца разорвал колготки. Зажимая рану, помог освободиться от юбки. Отнятая ладонь – в крови.

– Слушай, по-моему, ещё сильней…

– У тебя тоже. Есть лейкопластырь?

– Не-а.

– И не надо.

Сама. Как кошка.

Вспомнила сегодня и это… в том же сне.

Не сбилась с ритма даже тогда, когда Тиг, положив меня на сиденье, занялся раной на бедре. И раной не ограничился. Понадобилась вся воля, чтоб не вцепиться зубами ему в руку – непросто, когда пол-ладони во рту.