Наталья Карпенко - Подарок Старой Ведьмы

– Джордж, прекрати так гнать. Дорога мокрая, – голос мамы был тревожным.

Папа молчал, лишь его пальцы крепче вцепились в руль.

Каким-то чутьем я ощущал, что паническое напряжение в салоне нарастает.

Вот мы вылетели на крутой спуск перед поселком.

– Да тормози же! – крикнула мама, закрывая глаза от ужаса.

– Не могу, – я еле расслышал шепот отца.

– Что?! – кажется, у матери начиналась истерика.

– Лаура, успокойся, держи себя в руках. Не хватало нам перебудить детей и устроить тут вселенскую панику.

Мы неслись вниз, словно сумасшедшие. Пейзаж за окном слился в одну серую массу.

«Господь, если ты есть на белом свете, прошу тебя, сделай так, чтобы Лис не проснулась. Пусть она пройдет этот незаслуженный круг Ада и попадет в твой райский сад, не прочувствовав этой мучительной смерти в автокатастрофе, которая неизбежна», – пронеслось в голове, когда папа обреченно сказал, что тормоза отказали и наш автомобиль, крутясь по всей глинистой дороге, несется к обрыву…

«И вот мы у цели, на дне оврага. Странно, я могу думать. Значит, я жив. Или все-таки есть жизнь после смерти?»

Я открыл глаза, дабы осмотреться. Ничего. Просто кромешная тьма.

Моим вроде бы чистым разумом стала овладевать паника.

Я попытался сесть. Боль прожгла все тело.

Я стал ощупывать себя и удивляться, так как, кроме ссадин и слегка кровоточащих царапин, ничего не было. Разве что все кости и суставы безумно ломило, наверное, в результате такого удара о землю.

«Вероятно, меня выбросило из машины».

Снова попытка встать. И на этот раз более успешная – я даже стал что-то различать.

От нужной дороги нас занесло вправо, где располагался Зеленый Овраг, как его называли местные жители.

Я медленно начал двигаться по направлению к дороге, по которой мы должны были ехать, надеясь найти кого-то из наших, и…

Взору предстала груда обугленного металла, бывшая ранее серебристым «Вольво».

Сердце больно защемило.

«Нет, нет, нет! Я не поверю, что они все погибли! Мама, папа, Лис… Они тоже где-то здесь…»

Я подошел ближе к останкам машины и остановился как вкопанный. У ног лежало тело Лис. Я наклонился к сестре.

Ей повезло не так, как мне. Голова была разбита, правая рука – неестественно вывернута, но самым страшным было то, что лицо сестры было бледным и безжизненным.

Я бережно поднял ее голову и обмер. Череп был открыт, как простая коробка. Такая травма не совместима с жизнью.

Сомнений не было. Мелисса была мертва.

Я опустился на землю, не заботясь о том, что вся дорожка была в кровавых потеках.

Тяжелая потеря и горькое отчаяние обволакивали все мое естество.

Сжав слегка похолодевшую руку сестры, я громко заговорил, зная, что меня никто не услышит. Я просил, требовал, умолял:

– Лис, сестренка, не бросай меня! Вернись, пожалуйста, вернись! Ты никогда так не поступала! Ты не бросала меня в трудные минуты! Немедленно возвращайся к жизни, слышишь?! Мелисса Корнелия, ты обязана жить! – говоря эту несуразицу, я стал ощущать какое-то чуждое мне до этого дня состояние. Походило оно на медленное погружение в сон или транс.

Звуки, окружающие меня, стали нечеткими, к ним присоединился какой-то шелест, будто кто-то сыпал крупу в деревянную посуду.

Все тело ощущало какой-то холод. Почему-то я знал, что это сети смерти и если не выплесну в этот аркан каплю своей жизненной силы, то сеть окутает меня.

Стало жарко. Этот жар будто бы разгорался внутри и концентрировался в той руке, в которой была зажата ладошка Лис.

Путы смерти ослабли, но стал ослабевать и я.

Наверное, надо было прекратить эту бессмысленную борьбу, но я не мог отпустить руку сестры, которая от жара моей ладони стала теплой, как живая.

Краешком сознания я понимал, что если разорву эту цепь, то потеряю Лис навсегда. Я сжал ладонь сестренки еще сильнее и… потерял сознание…

Бен

Перечитав то, что было написано мною несколько часов назад, я скомкал лист бумаги и отправил его в корзину, где уже собралась добрая дюжина неудачных черновиков.

– Всё не то, всё какое-то примитивное, безжизненное, – потекли вслух мысли горе-писателя.

Дверь открылась, и в комнату, где я марал бумагу, пытаясь осуществить мечту детства и юности, заглянула миссис Милл.

– Бен, ты бы перекусил. Я рулет с маком испекла, тётушка Джема молоко парное принесла, – миссис Милл опустилась в потертое, местами в заплатках кожаное кресло.

– Я не голоден, – коротко бросил я и опять взял ручку.

Я чувствовал, что миссис Милл не отводит от меня взгляда тёмно-синих, вечно печальных глаз, и, хоть мне была не по душе такая опека и внимание, не мог ничего возразить.

Со дня той аварии, в которой погибли родители, а сестрёнка… все утверждали, что она тоже мертва, что в больницу они забирали её тело, но я верил, что это не так. Лис жива, я же тогда боролся со смертью. Её смертью. Только вот чем это закончилось, увы, не узнал.

Прошло мучительных три года.

Семья Милл безоговорочно постановила, что сын их лучших друзей будет жить с ними, тем более что своих детей они не имели.

Я был благодарен мистеру и миссис Милл за всё. Они разбавляли одиночество и были мне крепкой опорой после того злополучного дня.

Только вот слишком уж сильно они следили за мной. Каждый шаг не оставался не замеченным ими, и как раз это напрягало.

Кроме того, что я мечтал издать книгу, которую начинал писать вместе с Лис, я хотел заняться расследованием смерти сестры.

Всё показалось мне каким-то странным. Сначала врачи были просто в шоке, говорили, что это какая-то аномалия. Раны сестры затягивались, заживали с невиданной скоростью. А спустя несколько дней тот же доктор сказал, что Лис скончалась от не совместимых с жизнью увечий.

Хоронили сестрёнку в закрытом гробу: какой вид у человека после таких травм и пребывания в коматозном состоянии, сами понимаете, да и к тому же у миссис Милл больное сердце, а посему попрощаться с родственницей как полагается, а заодно убедиться в том, что это действительно Лис, я не мог. Вот теперь и терзал себя догадками и предположениями.

Сколько раз я хотел поговорить об этом с мистером Милл, да все не решался. Наверняка ничего из этого разговора не выйдет; а то еще вдруг сочтут за сумасшедшего да и упекут в обитель для душевнобольных. Они и так волновались, что я стал какой-то замкнутый и нелюдимый.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.