Сергей Долженко - Жених без лица. серия «Небесный дознаватель»

– Деньги ему должен.

– Много? – оживилась она и задвигалась на кровати так, что пружины под ней захрипели стоном умирающего. – Оставь, я передам.

– У него брал, ему и отдам. Где он?

– На работу ушел.

– Когда?

– Что, я помню? То ли утром, то ли вечером.

– Где он работает?

– Откуда я знаю? – зевнула она и пошарила в пустой сигаретной пачке. – Зараза! – отбросила в сторону и с неприязнью уставилась на детектива. – У тебя ни сигарет, ни денег, ничего нет… Зачем тогда пришел?

– Будет, если подскажешь, где мне его найти?

– Говорю тебе, не знаю. Мы то на Канаве работаем, то на Сортировке…

«Канава – район Московского вокзала и Канавинского рынка», – сделал себе пометку детектив.

Баба начала путано, длинно рассказывать, где именно, пока Шмыга не перебил ее:

– Какой сегодня день недели?

– Чего? – с недоумением посмотрела она на него.

– Понятно, – сказал он, приподнимаясь. Бросил на стол червонец. Подумал, выложил визитную карточку.

– Как придет, пусть позвонит мне. Денежку свою получит.

– Эта, – обрадовано вскочила пассия доцента, – слушай, купи тогда у меня чего-нибудь. Мы керосинку интересную нашли, нет, уже сдали… Стой, книга есть…

Сунула ему в руки обтрепанный том «КГБ: 50 лет побед».

– Спасибо, не надо. Пусть обязательно позвонит.

Лаконичный старичок с вахты исчез. Отдежурил. Сидел грузный мужчина в синей рабочей спецовке и читал ту же газету. Даже не взглянув на него, попросил расписаться в разбухшем конторском журнале, и тут же уткнулся в мятые страницы.

«Интересно, что за прессу вахтеры читают? Наверное, какие-нибудь специальные вахтерские газеты, жутко интересные…»

Начиная любое мало-мальски стоящее и серьезное дело, рано или поздно Иван Петрович сталкивался с теми, кого не знал ни по имени, ни тем более в лицо. Люди не люди, звери не звери, сущности или некие идеи, абстрактные понятия или предметные обстоятельства… – когда как. Шмыга говорил просто – Они.

Есть забитая, как старый половик, истина – действие равно противодействию. Равно не равно, а вот всякий раз, хочешь не хочешь, с этим противодействием и сталкиваешься. Более того, нет этого противодействия, Они не проявляют интереса, не видно их и не слышно, значит, не туда идешь, катишь по гладкой отполированной подошвами дороге, на которой все то же, тысячу раз виденное.

Впрочем, никакого противодействия с Их стороны Шмыга не ожидал, справедливо полагая, что дело завершено: кого надо отправили в могилу, кому положена больничка – в больничку. Гроза разрядилась, и лишь запах озона да вырванные с корнями деревья обозначали то место, где она только что отбушевала. Дело муторное, конечно, требует ходьбы да расспросов, но это только в кино сыщики раскрывают преступления, не выходя из теплого насиженного кабинета. Но самая главная прелесть в том, что в этом деле нет злодеев, караулящих тебя в ночи, нет переживаний за собственную шкуру. Не любил Иван Петрович, когда кто-то или что-то угрожало его здоровью, а тем более жизни. А здесь очень симпатичный расклад – за штуку баксов провести небольшой анализ, очень даже полезный как в плане тактической учебы, так и для собственного обогащения. И если бы этот несчастный Владик Ладыгин вдруг не запропастился, то было бы не дело, а сказка.

Поэтому он крайне удивился, когда спускаясь по Окскому съезду к РУВД Канавинского района, вдруг наткнулся на вежливого улыбчивого старичка в синем замызганном свитере и дембельском кителе, одолженном, наверное, у внука. Дедок притулился на краю тротуара, разложив на газетках перед собой какие-то значки, медальки. Стоящий скромно и тихо, он вдруг резво подскочил и вцепился в рукав Шмыгиного плаща.

– Вам, молодой человек, дешево отдам редкую вещицу. Исключительно для вас.

Не дожидаясь ответа, или даже согласного кивка, сунул значок в виде сине-эмалевого щитка, на котором скрещенные застыли два тонких меча. По обводу надпись мелкими буковками «5 лет Нижневолжскому ОкрЧК».

Шмыга так и замер.

– Ценная вещь. Сколько годков хранил! Сегодня мой день рождения, думаю, дай-ка я кого-нибудь порадую. Не только себе праздничка хочется, но и добрым людям. Сто рублей прошу. В «Антикваре» с руками, с ногами за двести оторвут…

В глазах его появилось этакое услужливо-собачье выражение, особенно когда он мимоходом бросил цифру – двести рублей. Ясно дело, что в «Антикваре» за такую безделицу и полтинника не дадут, к тому же там паспорт нужен с пропиской, а старичок, судя по рыжей квадратной сумке, стоящей поодаль, с того берегу явился, с городишка какого-нибудь в получасах езды на электричке. Или на пароме перебрался с заволжской стороны.

– Отец, ты часом в НКВД не служил? – спросил Иван Петрович, вытягивая перед глазами руку со значком так, будто был дальнозорок. Ничего настораживающего ни впереди, ни позади. Студенты с пивом обступили лавку с проломанными некрашеными брусьями. Белый «Соболь» выворачивает к серым корпусам трикотажной фабрики, поток маршрутных такси обтекает автобусную остановку…

– Нет, что ты! – испугался старичок и бодро замахал руками. – Всю жизнь на реке. Морячок я, из торговых. Это пацаны мне притащили, знают, что интересуюсь медальками.

Детектив присел перед стариковским товаром.

Слева дорога теряется у площадки перед небольшим продуктовым магазинчиком, закрытым на обед. Чисто. Пацан на велосипеде не в счет… Справа, в метрах ста, высотка желтого кирпича, припаркованные машины… две бабульки у подъезда. Ищи родной, ищи. Если это есть, это никуда не уйдет, как слово матное – раз нацарапанное на заборе долго будет колоть глаза. Опаньки! Красная «девятка» перед той желтой высоткой. Что это? Бабулька привстала, машет рукой… Ага, машина задними колесами на газон наехала. Развернулась, но так, что из машины к подъезду неудобно выйти. Значит, выходить никто не собирается. Тонированное стекло с его стороны приспущено.

– Есть пионерские, есть новенькие комсомольские – двадцать штук, – доставал брезентовые мешочки из сумки разговорчивый дедок. – Книжек нет, не торгуем.

Только человек искушенный, тренированный, может мгновенно окинуть взглядом местность вокруг себя и выявить наблюдателя. И то, в статичном положении редко когда получается, необходимо действие, только через действие дичь выявит охотника, следующего за ней. Это могла быть и красная «девятка», и «Соболь», только что припарковавшийся к будочке перед воротами трикотажной фабрики. Или сидит человек на лавочке в метрах пятистах отсюда, на самой вершине съезда и спокойно прослушивает твой разговор, видит, что ты в руках вертишь. Гадать – пустое дело. Вот когда двинешься, когда все вынужденно придет в движение, вот тогда или красная «девятка» засуетится, или далекий дядечка с аппаратурой послушно тронется с места. Тогда можно определить, кто именно последовал за тобой. Этому искусству учат долго, в хороших школах с государственной стипендией.