Сергей Долженко - Жених без лица. серия «Небесный дознаватель»

Немедленно следует вопрос: какое именно особо тяжкое деяние совершило вышеозначенное лицо, вся жизнь которого уместилась в несколько строк? Школа. Учеба в Нижневолжском госуниверситете. Неоконченная аспирантура. Вышла замуж за преподавателя, старше себя лет на десять. Неудачно – спустя полгода развод. Служба в отделе валютных операций «Трансбанка» – папенька пристроил по знакомству. На работе ничем себя не проявила, разве что твердо научилась отличать доллар от евро. Все, что потом наполняло ее жизнь, – это отношения с бесконечным рядом женихов. Так выглядит внешняя канва жизни «преступницы».

Но даже в такой краткой гладенькой биографии есть за что зацепиться небесному дознавателю. Аспирантура – почему не окончена? Что помешало? Замужество – почему развелась? Были ли аборты? Для одних прерывание беременности – в криминальном плане пустяк, мелкое хулиганство, для других – умышленное убийство. Без отягчающих обстоятельств, правда, но убийство, за которое придется ответить по всей строгости Небесного законодательства. Все определяется в зависимости от того, чем является рождение ребенка для данного лица – дополнительной нагрузкой или прямой обязанностью. И наказание будет соответствующее – от трех дней больничного до смертной казни.

Та же аспирантура – ну, бросила и бросила, подумаешь! Но если кандидатский минимум должен вывести ее на другой уровень, где ждала та жизнь, для которой она появилась на свет? И все это возможно проверить, просчитать…

Детектив вспомнил вчерашний разговор с Анной.

– Тебе сестра не говорила, почему она вышла замуж в двадцать два года за мужчину старше себя? Любовь, случайность, просто попалась положительная партия?

– Когда закрутила роман с этим лысым придурком? А что тут непонятного? Сверстники – козлы, на уме только перепихнуться, травки покурить, бабла наварить… А Владик вежливый, вроде тебя, умный – преподавал как раз на той кафедре, где она собиралась защищаться. «Я тебе помогу…» Обходительный такой, ручку поцелует, плащик подаст, «Мариночка, солнышко мое»…

– И почему не сложилось?

– Его Марина не интересовала. Для него это второй брак, с первой женой он жил в коммуналке. Комнатка три на три, кухня на шесть соседей, маленький писклявый ребенок…

– Хочешь сказать, развелся с первой женой из-за жилищных условий?

– Да. Надеялся, что богатый тесть тут же им трехкомнатную квартиру улучшенной планировки купит. Ага, разбежался! Папа уперся, пусть поживут, надо еще посмотреть, что из этого получится. Короче, жили в общежитии. Затем пошли скандалы. Хорошо, что папа ей квартиру купил, было куда бежать от этой сумасшедшей жизни.

– Почему Марина аспирантуру оставила?

– Ей тошно стало ходить на кафедру и каждый раз эту рожу лысую видеть. Редко встречаются мужчины, на которых приятно смотреть и до того, и после…

И при этом Анна впервые за весь разговор улыбнулась. Только тогда Шмыга заметил, что перед ним уже не девочка, как он сгоряча отозвался. И сидит вовсе не как школьница за партой, а так естественно закинула ногу за ногу, изогнулась в кресле тонким стебельком. Или у них это врожденное, и они с самого рождения все – женщины? И почему он решил, что она – копия своей старшей сестры? Это только на первый невнимательный взгляд кажется, что сестры схожи. Марина более яркая, более, если точнее выразиться, законченная, как портрет, на который художник положил последний мазок. В Ане больше скрытой затаенной нежности, и в то же время бесовские искорки в глазах так и прыгают…

Младшая Чайка немного покраснела, заметив, что бывший следователь последние пять минут не сводит с нее глаз.

– Что еще вас, гражданин следователь, интересует?

– Да… спасибо. Будем работать, – Иван Петрович рывком приподнялся. – Позвольте, провожу вас!

Сначала Шмыга решил навестить бывшего мужа покойной Чайки, доцента Владислава Ладыгина. Общежитие сотрудников НГУ размещалось в крепкой шестиэтажной «сталинке» на проспекте Воровского в трех квартала от центра города.

Детектив вошел в просторный вестибюль и направился к вахтовой стойке. Дежурный, седенький крепкий старичок без малейшего интереса взглянул на него и снова углубился в газету.

– Владислав Ладыгин, комната 321.

– Заполните бланк на посещение и предъявите паспорт.

– Фотографию три на четыре не нужно? – вежливо поинтересовался детектив.

– Паспорт и заявление. Бланки на том столике, – сказал вахтер, не проявив ни малейшей эмоции.

– Понято, – согласился насмешливый посетитель, покорно доставая шариковую ручку. И сюда докатилось эхо взрыва на Московском вокзале.

Пройдя по коридору с высоченным потолком, без труда отыскал нужную комнату. Постучал. Открыла невысокая черноволосая женщина, запахивая на поясе простенький ситцевый халат.

– Нет таких, – хмуро бросила она.

– Как же? – удивился детектив. – Мне его адресок на работе дали.

– Не живут они здесь. Полгода как. Галка, мать твою, когда плитку вернешь? – это уже через плечо Шмыги бросила она соседке, которая с тазом мокрого белья вышла из комнаты напротив.

– Окстись, я не брала!

– Может быть, вы подскажете, – развернулся детектив. – В этой комнате проживал Владислав Ладыгин.

– Не знаю, – пожала та плечами.

– Лысый такой, за тридцать ему.

– А, выселенец! Здесь живет. Налево по коридору, за умывальной.

Выяснилось, что Ладыгина выставили из «двадцатиметровки» за долги по квартплате. А так как по закону на улицу выгнать человека нельзя, то предоставили ему помещение бывшей кладовой.

В конуре два на три с половиной метра стояла вонь, знакомая Ивану Петровичу по работе с подследственными в ИВС. Узкое окно, даже не окно, а щель между кирпичной кладкой и бетонной плитой, заложенная квадратными зелеными стеклоблоками. Под потолком висела здоровенная люстра на пять рожков, из которых только один светил неярким желтым светом. Дверь оказалась не заперта, и он разбудил толстую неопрятную бабу, дрыхнувшую в куче грязного белья на продавленной кровати простым испытанным методом – взял пару запыленных стаканов с подоконника и постучал ими друг о друга.

– Мужчина, закурить не найдется? – сонно спросила она.

– Не курю, – сухо ответил детектив, взглядом выискивая место, где можно присесть.

– Дай восемь рублей, а лучше шестнадцать.

Восемь рублей стоила в аптеке настойка боярышника на спирту, любимый напиток подобной публики.

– Позже. Сначала ты скажешь, где твой Владик.

Шмыга нашел газетный лист, довольно свежий, бросил на стул и присел.

Тетка, наконец, проснулась, села и попыталась накинуть на голые колени какую-то грязную тряпку.

– Зачем он тебе понадобился? Ты из ментуры, что-ли?