Алла Пятибратова - Созвездие гадкого утенка

– Ты уверена? Ну, не знаю… Нужно подумать. Ерунда какая-то. Слушай, АЛ – понятно, это Альбина Левитина. А что такое ГУ?

– Ну-у, это… В общем, Аля иногда меня в шутку называла гадким утенком, ГУ сокращенно…

– Ух, ты! У тебя кличка, что ли, такая? Вот не знал. И кто же назвал тебя таким ласковым и нежным именем? – Антон захихикал.

– Что ты хихикаешь, как девчонка? Несолидно, Антон… как там тебя? Любомирович? Боже мой! Глубоко! Антон Любомирович Селивоник – красиво. Это тебе, конечно, не какой-то там гадкий утенок.

– Так, ладно, заболтались мы с тобой. Обед уже, между прочим, Марина всего лишь Сергеевна. В общем, кончай терзать себя всякими мыслями, а то облысеешь, ой, пардон, поседеешь. Хотя, что это я, нашел, чем пугать. У тебя седины вон сколько! Покрасилась бы для разнообразия, что ли. Стала бы черной или рыжей. Не катит? Баклажанной? Тоже нет?

– Мне моя седина не мешает, я ее не вижу.

– Ну, сделай мелирование. Хотя бы ради любопытства.

– О, какие ты слова знаешь! Уважаю. Ме-ли-ро-ва-ние… А что это такое?

– Прикидываешься, да? Это когда один волосок желтый, другой красный, третий зеленый, четвертый синий… Попробуй, тебе пойдет.

– Попугаем пойдет быть? Хорошо же ты ко мне относишься! А вообще, отстань, надоел. Еще ты будешь мне советы давать! У тебя и прав никаких на это нет, хоть ты и Любомирович.

Продолжая пикироваться, они направились в ближайшее кафе, где частенько обедали, и куда уже успела переместиться значительная часть их дружного коллектива.

Во «Флибустьер» Марина явилась, когда уже прошла половина церемонии награждения. Она встала позади толпы, слушая вполуха то, что говорили стоящие на подиуме ведущие вечера, и вертя головой в надежде увидеть знакомые лица. Вдруг кто-то сзади приобнял ее за талию.

– Антонио! – обернувшись, чуть не вскрикнула Марина. – Да какой же ты красавчик, мон ами! Ну, прямо мучачо!

– Мачо. Не демонстрируйте на людях свою безграмотность, девушка. О, да ты никак губки подкрасила? Одобряю. Сразу помолодела на… полгода. И, кстати, неплохой костюмчик. Случаем не от Валентино?

– Угу. Сейчас я пошучу, что от Валентины, моей школьной приятельницы. А ты, мачо, сделаешь физиономию топором и скажешь, что в среде остроумных людей мои шутки числятся под грифом «совершенно плоские».

– Зачем ты за меня говоришь мои слова? – он шутливо изобразил обиду.

На них стали оглядываться, и Антон, сделав вид, что тоже возмущен чьей-то болтовней, сбежал.

Раздача призов, наконец, закончилась, и все заторопились к накрытым всякой всячиной столикам. Кормили во «Флибустьере» неплохо, и поэтому чаще всего тусовки для любящей вкусно закусить на халяву журналистской братии устраивались в этом ресторане. К тому же, он находился в той части города, где сосредоточилось большинство телерадиокомпаний, газетных издательств и информационных агентств.

Народу собралось много. И, как обычно, было полно праздношатающихся незнакомцев, не имеющих отношения к журналистике, да и вообще ни к чему. Марине надоело разглядывать публику, к тому же лиц в приглушенном свете все равно было почти не видно. Она наугад побрела мимо столиков, ожидая, что ее зазовет к себе кто-нибудь из знакомых.

– Даневич, иди к нам! – крикнул кто-то из затемненного угла зала.

Марина, улыбаясь, направилась к столику в углу, еще не поняв, кто ее зовет. Подойдя ближе, она с радостью увидела, что все ребята ей знакомы. Это были режиссер и операторы телеканала, где она лет пять назад пробовала свои силы – недолго и безуспешно. Свой уход с телевидения она сама объясняла тем, что не умеет работать хором и не способна воплощать чужое видение темы.

Ребята наливали Марине вина, придвигали бутербродики с разными деликатесами, расспрашивали про работу и личную жизнь, что для нее, в принципе, было одно и то же в настоящее время. Ей стало неожиданно так хорошо, как очень редко бывало на тусовках, которые она переносила с трудом. Ходила на них по обязанности и почти всегда начинала скучать, едва войдя в зал.

Она поднесла ко рту бокал с вином и уже собиралась сделать глоток, когда ей в ухо кто-то прошептал:

– Привет, Мариночка! Давно не виделись. Я надеялся встретить вас здесь. Только потому и пришел.

Марина поморщилась. Нет, никогда не будет ей хорошо на таких собирушках, непременно найдется кто-нибудь, кто испортит настроение. Его-то что принесло сюда? Так она и поверила, что он пришел ради нее.

Кое-как состроив приветственную улыбку, Марина ответно протянула руку. Но ее ладонь не стали пожимать, а наклонились над ней, перевернули и легко прикоснулись губами к внутренней стороне. Ах, вот даже как! Марина снова поморщилась, но при этом отвернула лицо, чтобы ее гримасу никто не заметил. Напрасно старалась.

– А вы, как всегда, не скрываете своих чувств, Мариночка. Вот это мне в вас и нравится. Потанцуем?

Марина хотела отказаться: она не любила переминаться с ноги на ногу на одном месте, изображая то, что почему-то называлось танцем. Но ее уже настойчиво тянули за руку туда, где на свободном от столиков пятачке топталось несколько пар.

– А вы, как всегда, бесцеремонны, Константин. И это мне в вас не нравится.

Он засмеялся. Прижал ее к себе крепкой ладонью так, что Марина уткнулась лицом ему в грудь и вдохнула терпкий запах одеколона. Приятный, отметила она, но все равно поморщилась, поскольку терпеть не могла «парикмахерских» запахов, и с силой отстранилась. Он опять засмеялся.

– Как поживаете, Мариночка, о чем пишете?

– Как я поживаю и о чем пишу, думаю, вы не хуже меня знаете. Не так ли? Вот только не делайте недоуменный вид. Сознайтесь, Костик, вы знаете даже то, какой кофе я сегодня купила и в каком магазине.

– Костик? Ха-ха, забавно. Вы меня каждый раз смешите. Но не надо преувеличивать мои способности. Сознаюсь: я не знаю, какой кофе вы сегодня купили. И даже, представляете, не знаю, в каком магазине.

– О, тогда вы меня разочаровали. Зачем вы разрушаете мою уверенность в том, что особисты знают все про всех?

– Что за дикое слово – особисты? Это из далекого и темного прошлого. И зачем знать все про всех? Кому вообще интересно, в какой магазин вы ходите и что там покупаете?

– А что вам интересно знать? Что есть в вашем досье на меня?

– Да бросьте вы, в самом деле! Какое досье? Почему вы так плохо обо мне думаете? И не знаю я про вас почти ничего. Знаю только, что любите французское кино. Вы, кстати, сами об этом как-то мне сказали. И еще знаю, что не курите, не пьете, не гуляете…

– Не гуляю? – Марина хмыкнула. – Это в каком же смысле?

– Ну-у… В смысле с мужиками.

– А! Да, да! С мужиками – не гуляю. А в мое досье можете еще добавить, что не пою, не танцую, не рисую, не играю на музыкальных инструментах, иностранными языками не владею. Видите, сколько сразу достоинств. Даже многовато для одного человека, не находите?