Валерий Михайлов - Квота

– Будет исполнено.

Максим появился в половине шестого. За то время, что они не виделись, он заметно раздался в талии и обрюзг лицом.

«Я ведь тоже не молодею», – подумал, глядя на друга, Артем.

– Так зачем ты меня позвал? – спросил Максим после получасовой приятельской беседы ни о чем.

– Мне предложили работу. Надо узнать, с какой целью были вчера убиты люди, а так как дело ведешь ты…

– Откуда ты узнал? – напрягся Максим.

– От клиента. А откуда он, мне неизвестно.

– Что он сказал?

– Что кого-то зачистили прямо в офисе перед выходом из квоты.

– И все?

– Подробности сказал узнать у тебя.

– То есть ему известно, что это дело поручено мне?

– Ну да.

– Понятно, – недовольно проворчал Максим.

Артем приготовился выслушивать монолог на тему служебного долга, но вместо этого Максим выдал:

– Послушай, если хочешь, я помогу тебе по-дружески. Но как друг я настоятельно рекомендую соскочить с этого дела.

– Боюсь, я не в том положении, чтобы вертеть носом, да и клиент такой, что никого не забудет.

– Если ты о благодарности, то мне ничего не надо.

– Чего так?

– А то, что это может выйти еще тем боком.

– Благодарить тебя буду я. Без подставы и дальнейших обязательств. Так что подумай хорошенько.

– Я уже сказал. Что от меня нужно?

– Расскажи для начала, что там произошло.

– Что произошло? Существовало благотворительное объединение врачей-волонтеров «Милосердие». Официально они на деньги спонсоров организовывали обследование и лечение «дикарей». Неофициально – занимались контрабандой контрафактных шмоток и обкатывали новые лекарства на «дикарях». Работали аккуратно, не зарывались. С кем надо, делились. Короче говоря, работали по правилам. Руководил «Милосердием» Соломон Иосифович Голдштейн. 53 года. Врач-терапевт. Говорят, хороший. За 3 дня до этого он вернулся из лагеря в «дикарском» городке потрусить спонсоров, сдать контрабанду ну и так далее. В день убийства в 16—23 ему позвонили из лагеря. После этого он созвал экстренное совещание, на которое вызвал всех находящихся в квоте сотрудников. Созвал с вещами, то есть они должны были выехать в лагерь сразу же после его окончания. Совещание началось в 18—00. А в 18—30 их уже нашпиговали свинцом. С Голдштейном 6 человек. Работа профессиональная. Чистая.

– Хочешь сказать, кому-то настолько не терпелось их убрать, что они решили не ждать, пока те покинут квоту?

– И не только. Примерно в это же время лагерь с селением «дикарей» сравняли с землей ракетами с вертолетов, а потом по нему прошла группа зачистки.

– Ничего себе. Что же они такого узнали?

– Этого я пока не знаю, да и не хочу знать. Но мне деваться некуда, а вот ты куда лезешь?

Артем вздохнул.

– Я могу осмотреть место преступления? – спросил он после небольшой паузы.

Максим улыбнулся. Ему понравилась шутка друга.

– Ну а мысли какие-то у тебя есть? – спросил Артем

– А ты сам подумай. Кто-то демонстративно дерзко убивает общей сложностью несколько сот человек только потому, что кто-то что-то сказал кому-то по телефону. Насколько, по-твоему, эта информация должна быть серьезной, чтобы так поступать? Так что держись от этого дела подальше, пока ты в нем еще не увяз. А теперь извини, мне пора домой. Рад был тебя видеть. По-настоящему рад.

– Я тоже.

– Тебя подвезти?

– Я пройдусь. Такую погоду грех упускать.

Максим был прав. С этого дела надо было соскакивать, как можно быстрее. Даже в те безбашенные времена, когда браконьеры ездили на БТРах, и с ними приходилось вести настоящие бои, подобного себе никто не позволял, да и не мог позволить. Для того чтобы отважиться на такое, нужно быть не только решительным и богатым, но и чертовски влиятельным, а мешаться под ногами у таких людей всегда было самоубийством. Когда-то Артем, может, и был достаточно глуп, чтобы принять такой вызов, но ранение заставило его если не поумнеть, то, как минимум, переоценить многие ценности. В частности ценность собственной шкуры.

Артему оставалось пройти метров 200, когда возле него остановился черный «Мерседес». За рулем сидела женщина лет 50. Невысокая, худая симпатичная брюнетка. Ее длинные волосы были собраны в хвост. Одета она была в джинсы и ветровку. Это была Наталья Юрьевна Сидоркина, зам начальника областного отдела СБК. Артем знал ее, как безжалостного мастера плести интриги. Она не щадила тех, кто вставал у нее на пути, но не забывала и оказанные ей услуги. Это она обратила в свое время внимание на него и Максима, так что в какой-то степени они были обязаны ей своим благополучием.

– Садись, подвезу, – сказала она Артему, открыв окно с его стороны.

Артем мысленно выматерился, так как ее появление грозило неприятностями не только ему, но и Максиму, которого подставлять Артему совсем не хотелось.

– Спасибо, Наталья Юрьевна, но я уже почти дошел, – ответил он.

– Садись давай, – устало сказала она. – У меня был трудный день, и мне не до твоих шуточек.

– Я слышала, тебя заинтересовало недавнее убийство, – спросила Наталья Юрьевна, когда Артем сел в машину.

– А кого убили?

– Не тупи, – поморщилась она. – Твой друг был на встрече с моего благословения. Так что я в курсе вашего разговора.

– Меня это дело интересовало лишь до тех пор, пока я не узнал о его масштабах.

– Что так?

– Опыт подсказывает мне, что от людей, которые позволяют себе подобную наглость, лучше держаться подальше.

– Испугался?

– Не то слово.

– С каких пор тебя пугают опасности?

– С тех самых. К тому же теперь я работаю ради квоты и денег, а это подразумевает, что я должен быть живым, чтобы тратить заработанное и наслаждаться безопасностью квоты.

– В квоте тоже не так безопасно, как кажется.

– Вы не жили среди «дикарей».

Наталья Юрьевна была из богатой семьи, и к «дикарям» наведывалась только в случае служебной необходимости.

– А что ты скажешь, если я попрошу тебя вновь заинтересоваться этим делом?

Этот вопрос подтверждал догадки Артема, так как его услуги могли понадобиться ей только в том случае, когда служебные ресурсы нельзя было использовать.

– Сначала я помолчу, так как приходящие в голову эпитеты в обществе дамы не стоит озвучивать. Затем скажу, что надо быть самоубийцей, чтобы впутываться в это дело. И откажусь, – ответил он.

– Ты просто не видишь ситуацию в целом, – улыбнулась она не предвещающей ничего хорошего улыбкой.

– Да? И что от меня ускользнуло такого, что может изменить мое решение?

– Ты забываешь, что твоя работа заставляет тебя то и дело заступать за линию закона. Так, по чуть-чуть. Правила ты не нарушаешь, поэтому на твои маленькие беззакония мы смотрим сквозь пальцы. Но мы можем перестать так смотреть, и тогда прощай квота. С другой стороны, тебе ведь тоже может понадобиться когда-нибудь помощь, и друг вроде меня… Так что подумай хорошенько.