Александра Давыдова - Бестиарий. Книга странных существ

Чудовище не казалось страшным. У него был высокий благородный лоб, печальные золотые глаза и шелковистая шерсть.

– Ты охотник, которого прислали меня убить? Ну, действуй. Я все равно не могу жить здесь – вид столицы наполняет мое сердце тоской, а глаза – слезами.

– Это почему?

– Видишь тех чиновников под деревом? А слышишь, о чем они говорят? Нет? Давай подойдем поближе.

Они так и сделали.

– Должность я обещал другу, – говорил один. – Но теперь раскаиваюсь в своих словах – он, конечно, прислал подарки, но рулонов шелка было только три, да и те качеством не ахти. А вино на вкус оказалось как та дешевка, что продают на южном рынке! Не знаю теперь, достоин ли он?

– Никакого уважения, – покачал головой второй. – Когда судьей был мой дед, ему золото носили сундуками! А нынче купцы считают, что я должен решить дело в их пользу за слиток серебра! Золотой век прошел, впереди только упадок!

Чудовище застонало. Охотник повернулся и увидел, что в глазах его стоят слезы.

– Я не могу! – прошептало оно. – Взятки, кумовство я чую за версту. Когда-то я служил великому судье. Если он сомневался в решении, то звал меня, и я насаживал преступника на рог. Я не ошибся ни разу, потому что смрад преступления для меня так же заметен, как для тебя – запах гнили. Судьи давно нет, а я все еще здесь и не могу побороть свою природу – я должен наказывать несправедливость, карать лжецов и отступников! Я и рад бы уйти, но не в силах – зловоние столицы влечет меня, как вино – пьяницу. Так лучше убей меня!

Чудовище тряхнуло гривой и помчалось вниз по склону, нацелив рог на одного из чиновников.

Охотник достал было лук, но стрелять не стал. Вместо этого он посмотрел, как чудовище раскидывает орущих чиновников, и пошел прочь. В конце концов, не очень-то и нужны ему были три серебряных слитка.

На самом краю невидимого нам срединного мира стоит одинокая горная вершина. Она протыкает своим острием черные дыры в звездчато-фиалковых сонных небесах. Нет ни одной расщелины, ни крошечного отверстия, ни малейшего темного пятна на ее блестящих базальтовых боках, но внешняя целостность и монолитность обманны. Внутри гора полая, как прогнивший больной зуб. Эхо от дикого вопля живого существа, попавшего в пещерную залу, бесконечно долго уходило бы в глубины пропасти, зияющей в самом сердце горы. Уходило бы… Но кричать здесь некому. Никого видящего, ужасающегося и вопящего нет там. И никогда не было. На темном сыром потолке огромной пещеры обитают только миллиарды больших деловитых пауков. Они медленно ползают, слепо перебирая длинными суставчатыми лапками, и шорох от шарканья их мохнатых толстых брюшек о камень – единственный звук, нарушающий вязкое безмолвие темноты.

Как только на Земле рождается новый человек, один из пауков начинает медленно спускаться вниз в провал. Он тихо и плавно скользит по двум струящимся из него нитям. Одна – белоснежная – связана с дневной стороной человечьей души, вторая – серая – с ночными ее грезами. Если б в пещеру попал золотистый луч света, он заискрился бы на жемчужных нитях с драгоценной подвеской узорного паучьего тельца. Но здесь только тьма правит бал. Изредка пауки сталкиваются в своем танцующем падении, и тогда судьбы людей переплетаются. Связанные вместе, они могут стать прочнее и надежнее, а могут и преждевременно лопнуть из-за нелепого резкого рывка или грубого удара сверху. Паук с оборванными нитями обреченно поджимает лапки, падает на самое дно и тихим хлюпающим звуком прекращает долгий путь вниз, превратившись в мокрое серое пятнышко среди множества таких же, много часов не высыхающих во влажном холодном воздухе.

Но иногда обрывается только серая паутинка, и тогда человек теряет возможность видеть и помнить сны. Закрывая глаза вечером, он проваливается в пустую и тоскливую черноту, подобную той, что царит внутри этой горы жизни и смерти. Выныривая из нее, усталый от отдыха, он с каждым днем теряет яркость красок, утрачивает радость жизни и неизбежно превращается в бледное подобие самого себя.

Если же обрывается белая нить, то одинокая половинка души печальным призраком бродит в сумерках по знакомым местам и нигде не может найти успокоения.

Очень редко бывает, что паутинки перепутываются друг с другом в сложный и непонятный узор, и тогда днем человек встречает ночные кошмары, убегает от допельгангера по кривым улочкам незнакомого города, а в сновидениях видит отзвуки грядущих событий. И нет ничего печальнее этих вещих снов, ибо они показывают будущее, не давая возможности его изменить.

Гора царапает гладкость небес. Пауки скользят вниз. Люди живут в реальности и мечтают в сказочных снах. Они приносят жертвы на алтари Великой матери Арахны и молят ее о том, чтобы ночные грезы не смешивались с явью, и две половинки их душ никогда не разлучались друг с другом. И милостивая Богиня, в улыбке шевеля гигантскими жвалами, поглаживая лапками нити судеб Богов, веками выслушивает просьбы маленьких жалких двуногих существ.

Черный Кочегар живет глубоко под землей, в подвале под домом Матушки Ночи. В месте, которое зовется Котельная, хотя там нет и никогда не было никаких котлов.

Зато там есть огромная печь из неотесанных камней, и с открытой топкой, в которой не гаснет огонь. Черный Кочегар очень старается, чтобы этого не случилось. Он сидит напротив печи и, когда приходит срок, огромными горстями бросает в топку уголь.

Уголь лежит в коробе у дальней стены, рядом с темным провалом, уходящим еще глубже под землю. В Котельную его приносят маленькие безволосые существа, с кожей дряблой и белой, как рыбье брюхо, и длинными голыми хвостами. Черный Кочегар зовет их подземниками. Уголь – это дань, которую они платят Матушке Ночи.

Подземники приходят с плетеными корзинами, груженными кусками антрацита – черного, как глаза Матушки Ночи. И как можно скорее они спешат вернуться обратно в свои туннели. Они боятся Черного Кочегара, хотя он не понимает, почему. Он бы очень хотел с ними подружиться. Хотел, чтобы они рассказали ему свои подземные сказки, а он бы рассказал им свои… Но подземники не разговаривают, а лишь пищат, как мыши.

На самом деле, Черный Кочегар вовсе не черный. Его грузное тело покрывает густая рыжая шерсть. Это от угольной пыли и копоти она поменяла свой цвет, хотя закрученные рога остаются белыми, как мел. Ростом он велик, и если бы не горбился, задевал бы рогами потолок. Широкая пасть не закрывается из-за торчащих клыков, дыхание подобно вою ветра в широкой печной трубе. Одной рукой он может превратить самый крепкий камень в песок.