Максим Долгов - Кровные узы. Часть первая

– А к чему вам это?

Нестеров, уже испытывая явное раздражение, сжал кулаки и испепеляющим взглядом стал сверлить своего собеседника, не говоря ни слова. Еще никогда ему не доводилось встречать такого наглеца. Находись они сейчас в столице, этот мужик уже давно бы получил по шее.

– Да вы не сердитесь, барин, я не со зла. Я ведь там работал у Афанасия Ивановича. Золотой мужик был.

– Почему был? – поинтересовался Борис, неожиданно испытав к этому человеку совершенно новый прилив чувств: теперь он видел в нем не раздражителя, а того, кто сможет пролить хоть немного света на происходящее в имении.

– Так разве то жизнь? – усмехнулся крестьянин, и Борис жестом предложил ему сесть за стол.

Тот уселся напротив и, расстегнув тулуп, продолжил:

– Десять лет я на конюшне проработал. Всю их семью знал, только с тех пор много чего случилось, и я теперь вроде, как и без дела полгода слоняюсь. А все думаю о том времени, когда управлял скакунами породистыми.

– Отчего ушёл?

Бывший конюх на секунду замолчал и после пробубнил.

– — Жизнь там теперь отравлена. Нельзя там жить да и находиться нельзя.

– Расскажешь?

– А если и расскажу, что с того? Мне бы так рассказать, чтобы ты барин туда не ехал вовсе. Но ты и слову не поверишь. Никто не верит, пока к усадьбе ближе, чем на версту не приблизится. А как приблизится – считай все, нет человека.

Нестеров сдвинул бумаги в сторону и, наклонившись вперед, сказал:

– Говори всё, что знаешь, а верить или нет – я сам судить буду. Только давай условимся с тобой: если мне твой рассказ придется в пользу, я тебе оплачу всё, что сегодня закажешь. А если нет, то хоть дорогу знать буду. По рукам?

Конюх, немного подумав, протянул руку и сказал, глядя на Бориса прищуренным взглядом, как на человека, которому не раз за жизнь приходилось купцам руки жать.

– Матвей меня зовут. И началось все полгода назад, когда одна из дочерей-близняшек Звягинцевых, Елизавета, заболела тяжело. И хотя то летом было, как она смогла так свои легкие застудить, никто и не знает…

***

Екатерина сидела в холле на софе, сложив руки на коленях и, опустив голову, смотрела на свои новые туфельки, подаренные не так давно отцом. Точно такие же были и у Елизаветы, ее сестры, но только она их еще ни разу не надевала. С тех пор как девочка заболела, она не выходила из комнаты, а ведь прошло уже пять дней.

Сегодня из города приехал доктор и все взрослые, поднявшись наверх, закрылись в комнате, оставив Екатерину одну в ожидании.

Пять дней назад они с сестрой бегали по лужайке перед домом, играя со щенками охотничьей породы, и Елизавета тогда впервые закашлялась. Девочка резко остановилась и в течение нескольких минут не могла удержать кашель. Екатерина решила, что сестра поперхнулась, и даже постучала ей по спине, но та только отмахнулась и, отойдя в сторону, вдруг опустилась на колени, держа руку перед лицом.

– Что с тобой, Лиза? – проговорила Екатерина, опускаясь рядом и протягивая свой платок.

Девочка тут же взяла его и, прислонив к губам, вновь прокашлялась.

– Горло першит, – наконец отозвалась сестра и, убрав платок от лица, посмотрела на алые следы с краю, в том месте, где были вышиты синими нитками инициалы «ЗЕА». Затем взгляды девочек встретились, и Елизавета прошептала:

– Позови маму.

Екатерина, не мешкая не секунды, вскочила и со всех ног бросилась в сторону дома. Спустя полчаса, после того как конюх Матвей на руках перенес девочку в детскую комнату, Екатерина сидела на кровати своей сестры и смотрела на Лизу с замиранием сердца, до тех пор, пока ее не попросили оставить сестру одну.

С того момента прошло целых пять дней в полном одиночестве. Екатерина каждое утро, едва проснувшись, бежала через дом в дальнее крыло, куда перевели Лизу из детской комнаты, и, приоткрыв дверь, заглядывала в помещение.

Девочка лежала на большой кровати в комнате, куда проникало мало солнечного света. Рядом, на столике, стояло множество микстур и прочих лекарств, которые привозились из города практически каждый день. Екатерина украдкой следила за сестрой до тех пор, пока ее присутствие не замечал кто-нибудь из старших (как правило, это была няня). Женщина тут же уводила девочку обратно в детскую комнату и помогала со всеми утренними процедурами, вплоть до того момента, пока Катя не оказывалась в столовой за завтраком.

В эти дни все взрослые ходили по дому хмурые и задумчивые. Афанасий Иванович, молча и очень быстро завтракал, затем поднимался к дочери в комнату и, проведя там какое-то время, уезжал почти на весь день. Старшие братья были в разъездах, на их плечи свалилось ведение всех дел Звягинцевых, и поэтому они часто не ночевали дома. Но всякий раз, когда приезжали, незамедлительно направлялись навестить сестру. А их матушка, Наталья Сергеевна, целыми днями не отходила от дочери, позабыв обо всем на свете. Даже к Екатерине она заходила крайне редко, поручив нянечкам полностью всю заботу о девочке.

Екатерина после завтрака занималась своими повседневными делами. Она училась читать и занималась рукоделием вплоть до обеда, а после двух часов выходила во двор и там пыталась скоротать время в полном одиночестве, ища себе развлечения. Но чаще она просто раскачивалась на качелях, глядя прямо перед собой и надеясь, что скоро наступит тот день, когда они вместе с сестрой, вновь смогут выйти на эту поляну, держась за руки.

И все это время девочка неизменно хранила при себе тот самый платок, который она протянула Лизе. Как символ, сблизивший их в момент болезни и в тот же миг, разлучивший на длинные пять дней.

Екатерина смотрела на свои туфельки, которые она так хотела надеть только в тот же день, что и Лиза, но нянька настояла, поскольку сегодня из города должен был приехать доктор. По словам матери, даже маленькая леди должна всегда быть леди и держать марку в любой ситуации. Карета с долгожданным доктором приехала в девять утра, и когда все взрослые поднялись наверх, Екатерина прошла за ними, но не стала подходить близко к двери, опасаясь, что ее вновь заметят и уведут на улицу. Она села на софу в небольшом холле второго этажа и прислушивалась к разговорам взрослых. И хотя до девочки долетали только обрывки фраз, она могла понять, о чем идет речь.

Доктор констатировал ухудшение здоровья Лизы и то, что лекарства совершенно не помогают. Он сетовал на слабую медицину местных врачей и повторял о том, что ещё два дня назад девочку нужно было везти в город. А когда прием окончился, отец Екатерины вышел вместе с доктором в коридор. Мужчины, не заметив в холле ребёнка, остановились в нескольких шагах от двери, и доктор, сжимающий в руке кожаный саквояж с медицинскими инструментами, сказал Афанасию Ивановичу: