Антология - Вход и выход. Антология мистики

Весь день мистер Фотерингей был рассеян и задумчив. Он больше не творил чудес, кроме некоторых мер предосторожности в отношении Уинча, а также для облегчения своей повседневной работы, безупречно выполнив все, что от него требовалось, при помощи чудодейственной силы, несмотря на рой мыслей, жужжащих в его голове. Фотерингей выглядел настолько рассеянным и вел себя так непривычно кротко, что это не укрылось от сослуживцев, вызвав бурные пересуды. Он же большую часть времени думал об Уинче.

В воскресенье вечером он отправился в церковь, и, по странному совпадению, мистер Мэйдиг, немного интересовавшийся оккультизмом, произнес проповедь «о неправомерных явлениях». Мистер Фотерингей не был постоянным прихожанином, но в тот день столь милая ему доктрина позитивного скептицизма, о которой я упоминал раньше, сильно пошатнулась в его глазах. Проповедь пролила совершенно новый свет на все произошедшее с ним в результате обретения необычайного дара, и он неожиданно для себя решил сразу после богослужения посоветоваться с мистером Мэйдигом и даже удивился, что не подумал об этом раньше.

Мистер Мэйдиг, худощавый, нервный мужчина с необыкновенно длинными кистями рук и такой же длинной шеей, был явно польщен просьбой мистера Фотерингея о приватной беседе, особенно если учесть, что пренебрежение этого молодого человека к вопросам религии давно уже стало предметом пересудов.

Завершив все необходимые формальности, он провел мистера Фотерингея в свой кабинет в домике, примыкавшем к церкви, усадил с удобствами и, стоя перед ярко пылающим камином, – его ноги отбрасывали на противоположную стену тень столь огромную, точно он был Колоссом Родосским, – попросил мистера Фотерингея изложить свое дело.

Не зная, как начать, мистер Фотерингей немного растерялся.

– Боюсь, вы не поверите мне, мистер Мэйдиг… Вряд ли вы сможете, – бормотал он, запинаясь, одно и то же в течение некоторого времени, ни на шаг не приближаясь к сути. Наконец он решился, первым делом поинтересовавшись, что мистер Мэйдиг думает о чудесах.

– Ну, видите ли… – только и успел сказать мистер Мэйдиг с критическими нотками в голосе, когда мистер Фотерингей перебил его:

– Полагаю, вы не верите, мистер Мэйдиг, что какой-нибудь обыкновенный человек, вроде меня, сидя здесь перед вами, одной только силой воли мог бы сотворить чудо?

– Ну, почему, – ответил мистер Мэйдиг, – кое-что подобное я вполне готов допустить.

– Если позволите воспользоваться чем-либо в вашем кабинете, я продемонстрирую это опытным путем, – сказал мистер Фотерингей. – Вот, к примеру, эта банка с табаком на столе. Я хотел бы знать, считается ли чудом то, что я с ней сейчас сделаю. Полминуточки, мистер Мэйдиг, пожалуйста…

Он сдвинул брови и, указывая на банку с табаком, непререкаемым тоном повелел: «Стань вазой с фиалками».

Приказание тут же было исполнено.

Мистер Мэйдиг вздрогнул и растерянно перевел взгляд с цветов на чудотворца и обратно. Он не проронил ни слова, застыв в недоумении. Потом наконец решился и, наклонившись над столом, понюхал фиалки: они были совсем свежие и очень красивые, будто их только что сорвали. Убедившись в реальности вазы с цветами, мистер Мэйдиг снова пристально посмотрел на Фотерингея.

– Как вы это сделали? – спросил он.

Мистер Фотерингей потянул себя за ус.

– Я просто приказал, и вот, как видите… Что это: чудо, черная магия или еще что-нибудь? И что, по-вашему, со мной? Вот о чем я хотел спросить.

– Это исключительно необычайное явление!

– А неделю назад я даже не знал, что способен на такое. Это случилось внезапно. Что-то с моей волей не так, что-то в ней открылось особенное… Так, по крайней мере, мне кажется.

– Вы можете делать только это или что-то еще?

– О, Господи, конечно! – воскликнул Фотерингей. – Все что угодно! – Он задумался, а потом вдруг вспомнил фокус, поразивший его в свое время на одном представлении. – Смотрите! – Он протянул руку. – Превратись в чашу с рыбой!.. Нет, в стеклянную вазу с водой, в которой плавают золотые рыбки… Вот так-то лучше!.. Видите, мистер Мэйдиг?

– Это удивительно! Невероятно. Вы или самый необыкновенный… Нет…

– Я могу трансформировать это во что угодно, – сказал мистер Фотерингей. – Во что угодно. Смотрите! Стань голубем! Слышишь?

Через мгновение сизый голубь парил по комнате, и мистер Мэйдиг наклонял голову всякий раз, как он пролетал мимо него.

– Остановись! Слышишь? – велел мистер Фотерингей, и голубь неподвижно повис в воздухе. – Я могу превратить его опять в вазу с цветами, – продолжил он, что тут же и сделал, приказав сначала голубю сесть на стол. – Вам, вероятно, скоро захочется покурить трубку, – добавил он и снова материализовал банку с табаком.

Мистер Мэйдиг следил за всеми этими превращениями молча, лишь изредка издавая изумленные восклицания. Он окинул мистера Фотерингея задумчивым взглядом, осторожно приподнял банку с табаком, внимательно изучил ее и поставил обратно на стол.

– Да уж! – проговорил он, ничем больше не выразив своих чувств.

– Теперь мне будет легче объяснить, зачем я пришел, – сказал мистер Фотерингей и подробно, хоть и очень сбивчиво, то и дело упоминая мистера Уинча, что весьма затрудняло рассказ, описал свои удивительные опыты, начиная с лампы в «Длинном драконе». Но по мере того как он говорил, сознание собственной исключительности, вызванное изумлением мистера Мэйдига, постепенно улетучивалось, и вскоре он снова стал тем обыкновенным мистером Фотерингеем, каким был всегда.

Мистер Мэйдиг напряженно слушал, сжимая в ладонях банку с табаком; в процессе рассказа реакция его менялась. Когда мистер Фотерингей заговорил о чуде с третьим яйцом, священник перебил, взмахнув рукой.

– Это возможно, – сказал он. – Даже вполне вероятно. Поразительно, конечно, но позволяет понять ряд противоречий. Сила творить чудеса – это дар, особое свойство, подобное гениальности или ясновидению; она встречается очень редко и только у исключительных людей. Но в данном случае… Меня всегда изумляли чудеса, которые творил Магомет, или индийские йоги, или госпожа Блаватская. Ну, конечно! Это просто дар. Что прекрасно подтверждает рассуждения великого мыслителя, – мистер Мэйдиг понизил голос, – его светлости герцога Аргайлского. Здесь мы постигаем некий сокровенный закон, более глубокий, чем все обычные законы природы… Да-да… Продолжайте!

Мистер Фотерингей приступил к рассказу о несчастном случае с Уинчем, и мистер Мэйдиг, оправившись от благоговейного страха, стал размахивать руками и издавать удивленные возгласы.

– Именно это тревожит меня больше всего, – продолжал мистер Фотерингей. – В истории с Уинчем мне просто необходим ваш совет. Допустим, констебль сейчас в Сан-Франциско, где бы этот Сан-Франциско ни находился, но вы понимаете, мистер Мэйдиг, как все это неловко для нас обоих. Он, конечно, не может понять, что случилось, и, наверное, страшно сердит, пожалуй, даже думает, как бы отомстить мне. Возможно, не раз уже пытался уехать оттуда. Стоит мне вспомнить об этом, как я через каждые несколько часов отправляю его обратно. Чего он тоже не может понять, и, смею думать, это его очень напрягает. А если он еще и билет берет, представляете, сколько ему будут стоить эти многочисленные попытки вернуться домой? Я делаю для него все возможное, но сомневаюсь, что он сумеет поставить себя на мое место. Например, я подумал, что его одежда могла обгореть… когда он очутился в… если то, что говорят о преисподней, верно. Не дай бог, чтобы его из-за этого арестовали в Сан-Франциско. Я, конечно, сделал так, чтобы у него был новый костюм и как раз по размеру. Однако вы сами понимаете, как я чертовски запутался.