Наталья Винокурова - Ущипни меня. Сказка на ночь

Мысли в моей голове иссякли. Закончились, сгорели вместе с остальным мусором. Постепенно я всё сильнее растворялся в пламени, теряя память о том, кем был, когда пришёл сюда. И, утрачивая себя, я приобретал нечто большее. Я испытывал неописуемое, растущее с каждой секундой, удовольствие.

Наверное, я мог бы навечно остаться здесь, но в какой-то момент волшебница мягко дотронулась до моего плеча и шепнула:

– Макс, пора возвращаться. Хорошего понемножку. Я провожу тебя.

Моё собственное имя неприятно порезало слух. Сейчас оно казалось мне чем-то не имеющим абсолютно никакой связи со мной настоящим. Оно вносило суету в тотальную безмятежность и непоколебимое спокойствие, с которыми я не хотел прощаться. Однако Марина была непреклонна. Взяв меня за руку, она, будто маленького ребёнка, отвела меня домой.

Когда мы вернулись в хорошо знакомую мне комнату, белый огонь погас, осталось только туманно-молочное мерцание, очерчивающее контур моей астральной оболочки. После ослепительной Антарктики ориентироваться в глубокой, кромешной темноте реального мира было очень сложно, я даже не сразу смог найти своё утопающее в черноте ночи физическое тело. Обернувшись на Марину, я задал ей немой вопрос. Девушка кивнула и подбадривающе подтолкнула меня к кровати.

Я ещё не решил, собираюсь ли просыпаться, но всё же сделал шаг навстречу себе. Потом ещё один. И ещё. Вгляделся в черты своего спящего лица, наклонился над ним, поднёс к нему ладонь, проверяя дыхание. Я почувствовал слабый выдох, а следом за ним вдох, и вдруг какая-то неведомая сила втянула меня через ноздри в мои же собственные лёгкие. Сопротивляться ей я не мог, выбраться тоже – словно песчинка, я оказался прочно заперт внутри гигантского пылесоса. Всё произошло так неожиданно и быстро, что я даже не успел попрощаться.

Я знал, что Марина ещё некоторое время продолжала стоять рядом с моей постелью, но обратиться к ней уже не мог. У меня не получалось даже взглянуть на неё, потому что мои глаза оказались закрыты, и, как бы я ни силился разлепить свинцовые веки, они мне не подчинялись. Тяжело гудящее тело, похоже, вообще не торопилось передавать мне бразды правления. Прошло несколько долгих, абсолютно беспомощных секунд, в течение которых я был полностью парализован, вынужденно наблюдая уже знакомый мне пёстрый «снежок», а потом всё внезапно погрузилось во мрак. Плотная вибрация, сотрясавшая мои обездвиженные конечности, прекратилась.

«Семь ноль две, Макс, – её тихий мелодичный голос прозвучал откуда-то сверху. – Береги себя».

Я вскочил на кровати и поспешно включил ночник. В комнате, помимо меня, никого не было.

Утром я ехал на работу с большой охапкой цветов.

– Вот я на тебя смотрю, – незамедлительно хихикнул Алекс, – и всё думаю: когда же ты наконец поймёшь, что неправильно с бабами обращаешься?

– В смысле? – удивился я. Нет, я конечно не отрицал, что в который раз обошёлся с Танечкой неправильно, но Коршунов-то об этом пока ещё не знал.

– Ты цветы постоянно даришь после секса, – подметил друг.

– Ну да, так получается. А как надо?

– А надо, разумеется, до. Ладно, давай-ка лучше колись, чем на этот раз провинился?

Вздохнув, я пересказал товарищу события прошлой ночи.

– Ага, сабдроп 7 7 Сабдроп – ряд негативных физиологических (вялость, слабость, озноб, обморок) и психологических (стресс, депрессия, повышенная тревожность) реакций, которые могут возникнуть у подчиняемого в результате некорректно проведённой БДСМ-сессии. с ней, значит, приключился – со знанием дела резюмировал Саша, выслушав мой рассказ об интимных играх с Танечкой. – Ничего, у новичков это бывает. Оклемается. А вы, мистер Грей, в следующий раз силу-то рассчитывайте. Нижняя может и не сообщить, что ей плохо. Если притихла – это как минимум повод обеспокоиться.

– Я и правда переборщил. Когда она замолчала, я подумал, что ей стало скучно… Хотел её хорошенько припугнуть, чтобы больше не просила меня заниматься такой ерундой.

– Ну и как, припугнул? – на губах Коршунова играла ироничная ухмылка.

– Угу, а заодно и себя. Теперь следующего раза точно не будет, – пробурчал я. – Погоди, а ты что, тоже этим занимаешься?!

– Сейчас уже нет, но раньше бывало. Так, для общего развития.

Я искоса взглянул на товарища. Я всё ещё не терял надежды узреть, какие пятьдесят оттенков прячутся в его невидимой ауре. Мне всегда казалось, что он утаивает от меня гораздо больше фактов из своей биографии, чем раскрывает – ведь несмотря на то, что я был его лучшим другом, я толком не знал о нём никаких личных подробностей. Поэтому иногда я с трудом мог понять, серьёзно он говорит или шутит. Вот и сейчас, как обычно, я ничего не смог прочитать ни в выражении его лица, ни в энергетике, будто бы её вообще не было. Пусто, ни единого намёка на какой-либо цвет. Разве такое возможно?..

Войдя в бухгалтерию, я с облегчением отметил, что девушка выглядела чуть бодрее, чем ночью, правда она всё равно поприветствовала меня как-то безрадостно и была немногословной. Тихо поблагодарив за цветы, которые смотрелись чересчур яркими на фоне её тёмной блузки, она поставила их в вазу, а потом сослалась на большое количество работы и выставила меня из кабинета.

Сев за рабочий стол, я никак не мог собраться с духом, чтобы приступить к делам. Из головы у меня не выходил образ Танечки – погасшие глаза, отсутствие каких-либо эмоций на лице, тусклая одежда и не менее тусклая светло-серая аура. И хотя Алекс был уверен, что через пару дней её «отпустит», я всё равно переживал, чувствуя себя причастным к её депрессии.

Говорил же я Сашке: рано меня с кем-то знакомить, ничего хорошего из этого не получится. Подумаешь, год без секса. Надо было ещё немного подождать, до тех пор, пока окончательно забудутся мои предыдущие отношения…

Я держал в руках нашу общую фотографию, ту самую, в розовой рамочке, и чем дольше я смотрел на неё, тем больше погружался в свои невесёлые мысли. Я настолько глубоко утонул в размышлениях о том, как теперь можно всё исправить, и можно ли вообще, что совсем не заметил приближающегося начальника отдела. Я непреднамеренно продолжал его игнорировать даже когда он подошёл вплотную ко мне. Немного подождав, он привлёк моё внимание голосом:

– Васильев в больнице, займись его делами, – и бросил мне на стол толстую папку.

Только дел Васильева мне для полного счастья не хватало.

Пока я прикидывал как бы покорректнее ответить, Анатолий, испытывая острый дефицит моего внимания, моментально распалился. Выхватив у меня из рук рамку с фото, он со всей силы швырнул её на пол.

Тонкое стекло хрустнуло, из центра по нему расползлось несколько витиеватых трещин. Большие Танечкины глаза, теперь смотрели на меня снизу вверх сквозь паутину осколков. Я похолодел, одновременно и от ужаса, и от негодования.