Антон Кротков - Проклятие дома Ланарков

Разговор коснулся болезни его жены. Отвечая на вежливые расспросы о здоровье больной, сэр Ланарк оставался на удивление спокоен:

– К сожалению, ничего утешительного доктора сообщить не могут – рассуждал он, словно речь шла о видах на будущий урожай. – Состояние моей супруги резко ухудшилось на почве тяжелейшего нервного расстройства, но я с дочерьми не теряю надежды, что всё как-нибудь обойдётся и Элизабет станет лучше.

Услышав это, Флора и Клэр закивали с печальными лицами. Немного помолчав, их отец сменил тему:

– Но жизнь продолжается! Моя супруга и дочери любят ваши книги, мистер Флетчер.

Затем хозяин дома внимательно взглянул на Вэй своими выцветшими бледно-голубыми глазами из-под густых нависших бровей, и осведомился:

– Вы ведь не англичанка? – при этом его иронический взгляд задержался на её короткой стрижке необычного для здешних мест фасона.

– Я американка, из Алабамы.

Граф хмыкнул:

– Я так и думал. Мне приходилось бывать в вашей стране, путешествовать по многим штатам, и я вынес массу замечательных впечатлений. Хотя чего греха таить, над американцами с их непосредственностью у нас не потешается разве что абсолютный сухарь. Но надеюсь, вас это не коснулось, миссис Вэй. И у вас не сложилось превратное мнение об англичанах.

Скалли ответила ему со спокойным доброжелательством:

– Меня трудно вывести из себя, мистер Ланарк. Я выросла в пансионе. Некоторое время после смерти родителей жила в приёмной многодетной семье не самого большого достатка. Все эти перипетии моей судьбы только закалили мой характер. А, кроме того, во мне не так уж часто распознают иностранку. И вообще, Англия мне нравится.

– Что ж, отрадно слышать – кивнул граф. – А вообще-то я уважаю вашу страну. Вы американцы поднимите флаг англосаксонского владычества, который вот-вот выронит дряхлеющий британский лев! Доллар будет править миром, минувшая война показала это со всей наглядностью.

Комплимент графа прозвучал фальшиво с явными нотками презрения к заокеанским нуворишам. Но так как показать своё раздражение гостям было бы невежливо, графу потребовалась подходящая мишень, чтобы «сбросить пар». И он её нашёл в лице своего помощника – с его поэтическими локонами и печальным взглядом:

– Мой секретарь в последнее время часто впадает в меланхолию, – сэр Уильям ехидно кивнул на Пэрси. – И я его понимаю. Похоже, он напрасно протирает тут штаны.

При этих словах один из слуг – совсем ещё молоденький паренёк – прыснул со смеху, а бедный объект графской забавы лишь стиснул зубы. Впрочем, под тяжёлым взглядом хозяина чрезмерно смешливый лакей тут же втянул голову в плечи и виновато опустил глаза.

Сэр Уильям стал говорить, что Пэрси старательный и усердный молодой человек, и хотя происхождение его весьма скромное, он всё же мечтает со временем стать джентльменом и занять достойное место в обществе. Ради своей высокой цели он просиживает за столом по двенадцать часов в сутки, отвечая на письма графских корреспондентов и готовя материалы для докладов в палате лордов и в адмиралтействе. Но к чему такие усилия, если в наше время путь к процветанию изменился, – стал намного проще, чем раньше.

– Ведь нынче больше нет нужды иметь за плечами несколько поколений носителей дворянского достоинства, чтобы тебя приняли в высшее общество – граф с трудом скрывал клокочущую в нём ненависть. – Достаточно быть решительным, оборотистым малым, и ты пробьёшься на самый верх. Наступает время ловких плебеев.

– Да, но согласитесь, что благодаря развитию у нас бизнеса лондонский Сити стал центром мировой торговли, – резонно заметил лорду Арчи. – А это способствует процветанию Британии.

– Согласен, – нехотя признал сэр Уильям, – Однако созданы условия, при которых плутократия теснит людей благородных. В Сити всякому предоставлено право безнаказанно толкать ближнего, и никто не думает обижаться из-за таких пустяков. Такие понятия как истеблишмент, джентльменство уходят в прошлое. Если вы делаете большие деньги, то стремительно поднимаетесь на вершину, и вас уважают. И не важно, что в князи вы пролезли прямиком из грязи, что вы прислуга в десятом поколении. Уж поверьте, теперь это не важно! Ибо ловкий проныра может усесться за один стол с родовитыми хозяевами старинного поместья и даже скупить их вещи, когда они пойдут с молотка.

– Поверьте и вы, сэр: в Сити есть свой моральный кодекс, – попробовал снова возразить Арчи.

– Имя ему деньги! – рыкнул старый лев, глаза его загорелись нехорошим огнём. Граф чеканил слова, будто выносил приговор своему сословию: – С помощью денег можно превратиться в респектабельного джентльмена, завоевать положение в обществе, и даже стать другом короля, который вечно нуждается в деньгах – Он поморщился и продолжил с горечью: – Мои предки брезговали заниматься торговлей или банковским делом. В крайнем случае они женились на деньгах или получали их вместе с выгодной должностью представителя короны в одной из колоний. Но наступает другое время…

К сожалению, мне уже не измениться, иначе будь я молод, то, вероятно, тоже подался бы в банкиры. Поэтому я говорю своему секретарю: в наше время молодые люди уже не стремятся к прежней карьере. Сегодня в почёте биржевые маклеры. Титулы девальвируются, деньги – никогда! Главное оказаться в нужное время в нужном месте. А большие города открывают гораздо больше возможностей для молодого человека. В лондонском Сити карьеру сделать вернее, чем в любом из министерств и даже при королевском дворе. Так что я понимаю Пэрси, который в последнее время часто бывает задумчив. Думаю, он размышляет: не податься ли ему в маклеры. Во всяком случае, там его не станут попрекать низким происхождением.

Уже успевший взять себя в руки долговязый секретарь невозмутимо улыбнулся патрону:

– Для меня честь работать у вас и жить здесь. И я не обменяю своё положение ни на какие деньги.

В наступившей тишине отчётливо громко стучали до того неслышные настенные часы. Чтобы заполнить неловкую паузу Арчи продолжил тему:

– Да Лондонская биржа всё ещё в тройке главных, наравне с Парижской и Нью-Йоркской. Хотя самая крупная игра идёт теперь на Уолт-стрит в Нью-Йорке. Но вы несомненно правы, сэр Уильям, в том, что если человек благодаря своей предприимчивости и таланту сумеет пробиться в первые ряды деловых людей Сити, то он автоматически окажется на вершине мира.

– Вот именно, – граф тяжело вздохнул и не удержался от горестного возгласа: – Предполагаю, что после моей смерти поместью недолго принадлежать нашей семье, и все эти земли приобретёт какой-нибудь новоявленный денежный мешок.

И всё же сочувствуя хозяину, Арчи не был согласен со столь уничижительной оценкой крепнущего класса финансистов, ведь он лично знал многих в Сити: