Максим Карт - Тревожные видения. Роман

Виталик хитро улыбнулся:

– А ты любишь кого-то!

– Это тебя не касается.

На том и ударились кружками.

Вдруг запиликал мобильник у Виталика.

– Алё… Я… Фу ты, чёрт, не узнал, богатым будешь… Ну ты дал!.. Опиши место… Хм… Скоро приедем. – Он убрал телефон в карман.

Саша терпеливо ждал объяснений.

– Это Лёха. Странная история…

– Рассказывай!

– Говорит, не в курсах, где находится… Без денег совсем, бухой в доску… Баба там его вчерашняя. Хочет, чтобы мы приехали и забрали его. А то, говорит, пропаду…

Виталик снова взял телефон в руку. Невидимый собеседник долго не отвечал.

– Алё! – крикнул победно. – Привет, мой котик! Как спалось?.. Мне тоже без тебя совсем-совсем плохо…

Саша прижался ухом к тыльной стороне телефона, коснувшись тёплой мокроты Виталькиных пальцев.

– Встретимся сегодня? – спросил Виталик.

– Извини, не могу. Мать приболела. Да ты знаешь. – Голос дамы благоухал нежностью, признал Саша.

– Мне очень жаль, котик… Тут такое дело. Адресок подруги не подскажешь?

– А зачем она тебе? Хочешь и её затрахать до смерти?

– Я не собираюсь менять тебя на худшее. Ты лучше всех… У неё Лёшка завис, нужно вытаскивать. Шеф требует…

– Да как же вы будете работать пьяные?

– Мы профи. Пашем даже мёртвые.

Там засмеялись:

– Записывай…

Саша оторвал ухо от телефона. Проблема разрешилась без его участия.

– Орджоникидзе три, квартира девять, – повторил Виталик. – Записал… Позвони сегодня, котик… Я тоже очень сильно.

Отключив связь, он выдохнул:

– Поехали!

Они расплатились с очень удивившимся Сергеем, пообещав, что ещё вернутся, и выбежали из бильярдной.

Лёху занесло в самое сердце окраинной Пролетарки – бывшего рабочего посёлка, окружённого с трёх сторон заводами, производственными базами и автотранспортными предприятиями, четвёртой упиравшегося в огромный пустырь. Однотипные двухэтажки с потрескавшимися стенами и глазницами грязных окон, уродливые на фоне белого снега, вгоняли в депрессию, хотя летом тут расцветал рай.

– Туда! – сказал Виталик, разглядев номер на ржавой табличке, прилепленной к торцу одного из домов, и они направились к выбранной цели.

Безлюдно вокруг: некому было, сравнив их с собой, признать абсолютное превосходство крутых парней из центра над почти деревенскими аборигенами.

Чужих тут не особо жаловали. Занесённая снегом подъездная дверь не желала открываться. Виталик ударил её ногой. Полетела грязная труха, дверь поддалась со скрежетом. Всегда, наверное, так, не только зимой. Шагнули без страха в липкую темноту подъезда. Оттуда резануло мочой. Саша вдавил кнопку звонка до упора, когда остановились напротив нужной квартиры. Никто не ответил. Пришлось постучать костяшками пальцев и стукнуть кулаком пару раз. Опять тишина.

– Звони на телефон, – сказал спокойно.

Быстро набрав нужный номер, Виталик начал считать длинные гудки…

– Слушаю! – донеслось пьяное.

– Ты чего не открываешь?

– Кого?

– Дверь входную! – и в гневе треснул ладонью по мутному глазку.

– Секунду…

«Секунду» продолжалось чуть больше десяти минут. Виталик снова потянулся за телефоном, но дверь с мерзким скрипом провалилась внутрь квартиры. Явившийся им человек когда-то был Алексеем Друздем, их верным товарищем и хорошим другом, а сейчас на них пялилось помятое пугало, разбитое спиртным и дышащее ядерным перегаром.

– Ребятки! Привет! – Он полез обниматься.

Они не могли не поддаться сентиментальному порыву: обнявшись, похлопали друг друга по спинам. Зашли. Внутри, где на удивление сияло чистотой, если не считать разобранной кровати с голой женщиной, глотнули настоящего домашнего тепла. Девка не спала – была сильно пьяна. Отодрав голову от подушки, посмотрела на незваных гостей.

Пролепетала еле слышно:

– Маль… чи…

Лёха стоял, покачиваясь, и громко глотал минералку из пластиковой бутылки.

– Хочешь? – спросил Виталика, показав пальцем на женщину.

Тот помял промежность рукой:

– Не отказался бы…

– Только не надо блядства! – поспешил остановить оргию Саша. – Совсем охренели! Одевайся! Идти сможешь?

– Если поддержать, – ответил Лёха, побелев в секунду, и блеванул прямо на ковёр.

– Ну ты и свин! – выругался Саша. – Собирайся давай.

Хозяйка уже похрапывала, провалившись в глубокий похмельный сон. Проснувшись, будет гадать, как же не успела добежать с блевотиной до клозета. Лёху вспомнит, но – урывками. Красивая, чертовка. Такому бы телу да ума. Виталик помог немощному другу натянуть брюки, а он всё валился на пол, грязно ругаясь. Кое-как всё же оделись. Саша вызвал такси. Пока ехали, Лёха умудрился запачкать рвотой спинку переднего сиденья и коврик под ногами, да ещё всю дорогу крыл матом таксиста. Водила, потеряв терпение, заматерился в ответ. Пришлось доплатить. Саше быстро надоело это дерьмо, поэтому он попросил заехать сначала к нему. Никто не стал возражать. Его высадили на автобусной остановке. Проводив машину с друзьями взглядом, полным ненависти, он пошёл домой, спрятав руки в карманы и вжав голову в плечи.

Возле подъезда стоял полицейский «уазик», за рулём которого курил прыщавый паренёк в форме. Когда их взгляды встретились, Саша оцепенел. Коп определённо подозревал его в чём-то, хотя, может быть, и не только его, а всех, на кого так смотрел: профессиональное – цепкий взгляд-поводок. Саша дёрнул ручку подъездной двери и услышал звуки возни, мужскую ругань и…

Юля!

Не зов о помощи, а боль:

– Не надо! Не тронь!

И отчаяние:

– Я не виновата! Он сам так захотел!

Саша в ужасе прижался спиной к холодной стене, но паника, лишь коснувшись его, проскользнула мимо, обдав неприятным холодком… Он сам так захотел… Что случилось? Мимо пронеслись, скатившись по лестнице, два здоровенных мужика. Между ними – скрученная Юля, плачущая и любимая.

– Дорогу, мудак! – рявкнул один, дыхнув дешёвым табаком, и ударил острым локтем под рёбра.

Саша, подавившись болью, согнулся.

– Отпустите меня! – кричала она… Юлечка!

– Эй! – только и смог прошептать он, потянувшись к ней рукой.

Один услышал. Вернулся. Врезал кулачищем в живот.

– Заткнись, я сказал! – и выбежал на улицу.

Юлю запихнули в «уазик». Взревел двигатель. Уехали. Без сил Саша опустился на ступени. Хотелось плакать от боли и несправедливости, но слезы не текли по щекам, а сжимали горло и душили.

Чуть руки не оторвали, а могли запросто: схватили своими клешнями, потащили… Потерев запястья и локти, Юля нащупала несколько царапин – да там и огнём полыхало. Она взаперти – за дверью под большущим замком. Что в тюрьме, уверена. Куда ещё могут копы доставить арестованную? Только тюрьмы бывают разные: в одних лечат от преступлений, в других лишь ставят несмываемые клейма на заблудшие души. Она видела их автомобиль, ей также удалось запомнить угол и одну из стен здания, в которое её занесли, и чёртову железную дверь, лязгнувшую ржавым засовом. Они пинком отправили Юлю в неизвестность. Она свезла щёку о бетонный пол. Хоть наручники сняли, гады.