Алекс Май - Заблудшие дети Perestroiki. История первой любви

Мы встретились на обыкновенной, но вовсе не случайной, в чем я очень скоро убедился, вечеринке. Сейчас уже и не вспомню, северным или южным ветром занесло меня тогда в квартиру даже не друга, а просто хорошего знакомого. В тот вечер я мог послужить колоритной натурой для сентиментальной картины под названием «Депрессию вызывали? Встречайте, дохлячка пришла!». Полулежа под большим, щедро накрытым столом я неторопливо пил совсем невкусную водку, что считалось смертным грехом для шестнадцати лет.

Почему под столом? Знаете, под столом всегда полутемно и уютно, как в прохладной келье запрятанного в глухом лесу монастыря, тем более, когда вокруг – смех, громкая музыка и топот танцующих ног. Очень удобная дислокация для отдыха, поверьте… Можете даже попробовать при случае. Под столом ты как бы один, но, при желании, в любой момент можешь вернуться обратно, в компанию, напомнить о себе. Выползти этаким крокодильчиком.

Таня уронила вилку и заглянула в ее поисках под стол. Ее глаза расширились, она удивилась и – я это заметил – слегка испугалась. Схватила вилку и исчезла. А минут через пять, осознав всю прелесть моего убежища, решилась и нырнула ко мне. Там мы и познакомились, под столом.

Школьная подружка – черноглазая украинка Светка, переехавшая в наш город после аварии в Чернобыле, во время последнего свидания разговаривала раздраженным, повышенным тоном. Ее в очередной раз что-то во мне не устраивало. Понимаю. Всем сердцем, Светка, понимаю тебя, честное слово. Светка, Светка, Светка-конфетка! Целеустремленная и правильная комсомолка, похожая на дымящуюся, подготовленную к старту ракету, окончательно и бесповоротно нацеленную на скучную и перенаселенную добропорядочными гражданами орбиту. Мне оставалось либо лететь вместе с ней, либо отойти на безопасное расстояние. Увы, лететь я не мог – не проходил по конкурсу. Регулярно, подозреваю, что умышленно, заваливал все предлагаемые тесты. Для начала требовалось измениться в нужную Светке сторону. Я долго смотрел в ту сторону, упорно пытаясь разглядеть там хоть что-нибудь мало-мальски достойное внимания, но так ничего и не увидел, за исключением, пожалуй, сытой скуки, греющей дряблые варикозные ноги в пушистых тапочках. Меняться? Хм… Еще чего захотела.

Многие приложили руку и почти убедили меня в том, что я – «неправильный», поскольку презирал противные, как просроченные просвиры, типичные обывательские мечты: хороший, с преобладанием «пятерок», аттестат, поступление в престижный ВУЗ (произносится благоговейно и с легким придыханием), поиск не увлекательной, а приносящей как можно больше денег работы и многое, многое другое… Вот какие умные головы придумали для этого мира столько неинтересных занятий? Кто первым решил, что именно они должны превалировать в сознании человека, вытесняя оттуда куда более ценное и превращая людей, рано или поздно, в холодных и расчетливых киборгов?

(Скажу по секрету – я и сейчас презираю все эти, так и оставшиеся для меня пресными, занятия. За это неблагодарные года-верблюды время от времени брезгливо плюются в мою сторону и воротят высокомерные облезлые морды).

А Светке нестерпимо хотелось именно на ту орбиту. Но есть ли что скучнее определенной орбиты? Думаю, нет. Не слезешь с нее потом, никакого топлива не хватит. Не хочу.

Так что лети, Светка, лети… Удачи тебе в полете. Кыш!

Не только Светка, но и родители в коалиции с учителями пытались меня, как они лукаво выражались, – «спасти», болезненно прививая «их» представления о «нормальной» жизни. В такие моменты моя чуткая юная душа настораживалась, поджимала хвост и вертела мордой, разыскивая Луну, торопясь плеснуть в нее очередной порцией тоскливого воя. Время показало, что я не зря не доверял взрослым в некоторых, главных, как правило, вопросах. То, что произошло потом со всеми нами и с нашей страной, только убедило меня в правоте.

Что же вы наделали, черт возьми? Ну вас…

А мне тогда нравилось жить одним днем.

Вопреки жутким предсказаниям оракулов-родителей и жрецов-педагогов следующий день был не хуже, а иногда – намного лучше предыдущего. Учился я, к всеобщему удивлению, неплохо и чувствовал себя очень комфортно, невзирая на иногда наваливающиеся депрессии. Депрессии я ценил и считал платой, налогом, данью, если хотите, за право пусть немного, но отличаться от большинства окружающих.

Так вот, девушки, соответствующей моим представлениям о том, какой должна быть настоящая девушка, у меня не было, и Бог… Бог? Знаете, а вот и не Бог. А богиня, именно так, с маленькой буковки… Чуть манерная, слегка, как и полагается прекрасной даме, стервозная, но именно богиня подарила, опустила ко мне под стол Таню – высокую, гибкую зеленоглазую брюнетку с длинными, до попы, волосами и тонкой талией.

Представляете?

Расслабьтесь и даже не пытайтесь – такое сложно представить. Такое можно только пережить.

Не вылезая из-под стола, проговорили весь вечер. Тане на удивление легко удалось разговорить меня, хмурого и подражающего в то время траурному, молчаливому Цою. Болтали о школе, мистике, музыке, даже о свободе и перестройке, черт ее подери, болтали. Я то и дело ловил себя на мысли, что мне хочется до бесконечности смотреть в ее глаза и слушать ее голос.

Поздней ночью мы разошлись, обменявшись адресами и телефонами, прикоснувшись на прощание ладонями.

Иногда клочок бумаги, на котором написано несколько цифр, может служить билетом в другую жизнь. Но об этом просто не догадываешься в шестнадцать лет.

Через три дня выпал первый, липкий, обреченный на таяние снег. Подходя к школе, докуривая сигарету, я чуть не подавился дымом, заметив на крыльце Таню. Дыхание – перехватило. На ее плече висела большая зеленая сумка, в руке дымилась сигарета. Мы курили синхронно. Короткий кожаный плащик. На шее – хитрым узлом длинный красный шарф. Распущенные волосы украшены влажными снежинками – одним из самых прекрасных и самых недолговечных, созданных природой украшений для женских волос. Не поверив своим глазам, я даже не обрадовался, а, скорее, удивился. Подошел – вижу, смущается, молчит, глаза опустила…

Зря!

– Тань, привет… Что случилось? – не очень ровным голосом спросил я.

– Привет… Сашка, можно я у тебя поживу? – тоже как-то робко попросила она и покраснела.

– Поживешь? В школе? – Я улыбнулся, представив такую перспективу.

– Нет, дома… Шутишь? – усмехнулась она в свою очередь. – Я недолго, ты не бойся.

Не бойся?

Да… Да, это… Это было бы так здорово, но вот как отреагирует мама? Моя мама, она того, самых строгих, как дядя Онегина, правил. Они ведь даже не знакомы. Все это настолько странно, быстро и неожиданно… И это было бы очень здорово!