Юн Линдквист - Впусти меня

Но он дежурил у окна с самого наступления темноты, пока наконец не увидел, как девочка вышла из соседнего подъезда и направилась к детской площадке. Он тут же отскочил от окна. Главное, чтобы она не подумала, что он…

Он выждал пять минут, прежде чем одеться и выйти. Шапку надевать он не стал.

На площадке ее было не видно, – наверное, сидела на горке, как вчера. Жалюзи в ее квартире были все еще опущены, но дома горел свет. Только окно ванной по-прежнему зияло черным квадратом.

Оскар присел на край песочницы и стал выжидать, будто подстерегая животное, которое вот-вот выползет из своей норы. Он решил, что долго ждать не будет. Если она не появится, он просто уйдет как ни в чем не бывало.

Он вытащил кубик Рубика и начал его крутить, чтобы убить время. Ему надоело возиться с одним несчастным уголком, и он перемешал все грани, чтобы начать заново.

Поскрипывание кубика на холодном воздухе звучало, как шум небольшого агрегата. Краем глаза Оскар различил, как девочка поднялась и встала на вершине горки. Он начал заново собирать одну сторону. Девочка стояла молча. Внутри у него зашевелилось легкое беспокойство, но он продолжал делать вид, что не замечает ее.

– Ты опять тут?

Оскар поднял голову, изобразил удивление, помолчал, потом произнес:

– И ты тут?

Девочка ничего не ответила, и Оскар продолжил свое занятие. Пальцы окоченели. Различать цвета в сумерках становилось все сложнее, поэтому он собирал только белый, который было проще разглядеть.

– И чего ты здесь сидишь?

– А ты чего там стоишь?

– Хочу побыть одна.

– Я тоже.

– Ну и иди домой.

– Сама иди домой. Я здесь дольше живу.

Будет знать! Он уже собрал белую сторону, а дальше было сложнее – остальные цвета сливались в серую массу. Он продолжил крутить вслепую.

Когда он снова поднял голову, девочка уже стояла на перилах и вдруг прыгнула вниз. В животе у Оскара все перевернулось – если бы он сам сделал такой прыжок, ничем хорошим это бы не кончилось. Но девочка приземлилась мягко, как кошка, и подошла к нему. Он сосредоточил все внимание на кубике. Она остановилась перед ним.

– Что это у тебя?

Оскар посмотрел на девочку, на кубик, снова на девочку.

– Это?

– Да.

– Ты что, не знаешь?!

– Нет.

– Кубик Рубика.

– Что?

Оскар произнес по слогам:

– Ку-бик Ру-би-ка.

– И что это такое?

Оскар пожал плечами:

– Игрушка.

– Головоломка?

– Да.

Оскар протянул ей кубик:

– Хочешь попробовать?

Она взяла кубик из его рук, покрутила, разглядывая со всех сторон. Оскар засмеялся. Она была похожа на обезьянку, изучающую неизвестный фрукт.

– Ты что, правда никогда такого не видела?

– Нет. И что нужно делать?

– Смотри.

Оскар забрал у нее кубик, и девочка села рядом. Он показал ей, как надо крутить, объяснив: нужно собрать все стороны так, чтобы каждая была одного цвета. Девочка взяла кубик и начала его собирать.

– Ты разве что-нибудь видишь?

– Естественно.

Он покосился на нее. На ней был все тот же розовый свитер, что и вчера, – непонятно, как она не мерзнет? Сам он уже совсем продрог от долгого сидения на одном месте, несмотря на куртку.

Естественно.

И говорила она тоже странно. Как взрослая. Может, она и правда старше его, хоть и такая щуплая? Ее тонкая белая шея выглядывала из горла водолазки, переходя в четко очерченный подбородок. Прямо манекен.

Ветер подул в его сторону, и Оскар сглотнул, стараясь дышать через рот. От этого манекена конкретно воняло.

Она что, не моется?

Но это было хуже, чем запах застарелого пота. Уж скорее так пахнет, когда снимают повязку с воспаленной раны. А ее волосы…

Когда он решился приглядеться повнимательнее, воспользовавшись тем, что она увлеклась кубиком Рубика, он увидел, что волосы ее слиплись от грязи и лежат свалявшимися патлами с колтунами. Будто перемазанные клеем или глиной.

Пока Оскар изучал ее, он ненароком втянул носом воздух, и к горлу подкатила тошнота. Он встал, отошел к качелям и уселся на них. Находиться рядом с ней было невозможно. Она ничего не заметила.

Через какое-то время он встал и снова подошел к ней. Она все еще была поглощена головоломкой.

– Слушай, мне пора домой.

– Угу.

– Кубик…

Девочка застыла. Немного помедлив, молча протянула ему кубик. Оскар взял его, посмотрел на нее и протянул обратно:

– Можешь взять. До завтра.

Она не пошевелилась.

– Нет.

– Почему?

– Может, меня здесь завтра не будет.

– Ну, значит, до послезавтра. Но не позже.

Она подумала. Взяла кубик.

– Спасибо. Может, я завтра и буду.

– Здесь?

– Да.

– Ладно. Пока!

– Пока.

Поворачиваясь, Оскар услышал потрескивание кубика. Она и не думала уходить, сидела себе в своем тоненьком свитерке. Ее родители, должно быть, очень странные, раз позволяют ей гулять в таком виде. Она же себе все застудит!

– Где ты был?

– Где надо.

– Ты пьян.

– Да.

– Мы же решили, что ты больше не будешь?

– Это ты решила. Что это у тебя?

– Головоломка. Ты же знаешь, что тебе вредно…

– Где ты ее взяла?

– Одолжила. Хокан, ты должен…

– У кого?

– Хокан. Не начинай.

– Тогда порадуй меня.

– Что я должна сделать?

– Позволь к тебе прикоснуться.

– Хорошо. При одном условии.

– Нет. Нет-нет-нет. Только не это.

– Завтра. Ты должен.

– Нет. Никогда в жизни! Что значит «одолжила»? Ты никогда ничего не одалживаешь. Да что это вообще за штука?

– Головоломка.

– У тебя что, головоломок мало? Тебе головоломки дороже меня. Головоломки. Ломки. Головоломки. Кто тебе это дал? КТО ТЕБЕ ЭТО ДАЛ, я спрашиваю?!

– Хокан, перестань.

– Черт, до чего же я несчастен!

– Помоги мне. В последний раз. Потом я смогу обходиться сама.

– Да, в этом-то все и дело.

– Ты не хочешь, чтобы я могла обходиться без твоей помощи.

– И зачем я тебе тогда буду нужен?

– Я тебя люблю.

– Нет. Не любишь.

– Правда люблю. В каком-то смысле.

– Так не бывает. Либо ты любишь человека, либо нет.

– Разве?

– Да.

– Тогда мне надо подумать.

В субботу утром на пороге Оскара лежали три толстые связки рекламных листовок. Обычно мама помогала ему их складывать. По три листовки в каждой пачке, всего четыреста восемьдесят пачек. Каждая розданная пачка – в среднем четырнадцать эре. В худшем случае выпадала одна листовка по семь эре за штуку. В лучшем (он же по-своему худший, поскольку все их приходилось складывать) – пять штук общей стоимостью двадцать пять эре за пачку.

Дела у него шли неплохо, поскольку высотки относились к его району. Только в одних многоэтажках он мог раздать сто пятьдесят листовок в час. Вся работа занимала где-то около четырех часов, включая заход домой, чтобы пополнить запасы. Если речь шла о пяти листовках, заходить домой приходилось целых два раза.