Мэри Шэлли - Франкенштейн, или Современный Прометей (С иллюстрациями)

С этими словами лицо путника приняло выражение спокойной, неизгладимой печали. Это тронуло меня до глубины души. Ничего больше не говоря, он встал и удалился в свою каюту.

Даже надломленный духом, он, как никто, может глубоко чувствовать красоту окружающей природы. Звездное небо, морская гладь и любые другие дышащие красотой и великолепием виды северного края, кажется, захватывают его, отрывают от земли и уносят куда-то в небеса. Существование такого человека, очевидно, раздваивается: с одной стороны он может испытывать страдания и быть подавленным разочарованием, а с другой – уйдя в себя, он будет, подобно небесному духу, окружен сияющим ореолом, внутрь которого никакая печаль попасть не сможет.

Не знаю, будешь ли ты улыбаться при чтении этих строк? Они выдают мой восторг по отношению к нашему удивительному гостю. Нет конечно, не будешь, если его увидишь. Твое обучение и развитие прошло на книгах и ты имела возможность уединяться от общества; именно поэтому натура твоя стала утонченной, и ты способна по настоящему оценить экстраординарные достоинства этого удивительного человека. Порой я пытался понять то, каким качеством он обладает, позволяющим ему стоять так неизмеримо высоко над другими известными мне людьми. Думаю, что это качество заключено в его интуитивной проницательности, способности быстро и безошибочно делать выводы, непревзойденная по ясности и точности способность проникать в суть вещей. Для полноты картины к этому следует добавь легкость выражения мыслей и голос с меняющейся интонацией, звучащий, словно завораживающая музыка.

Вчера путник обратился ко мне с такими словами.

– Наверное, нетрудно догадаться, капитан Уолтон, что меня постигли страшные несчастья. Однажды я твердо решил, что не должен никому о них рассказывать и что память о них должна уйти в могилу вместе со мной. Однако встреча с вами заставила меня изменить свое решение. Как и у меня когда-то, вашей целью является поиск знаний и мудрости. И я горячо надеюсь, что наградой вашим трудам не окажется падение в пропасть зла и отчаяния, в какую в свое время попал я. Рассказ о моих злоключениях может не оказаться для вас полезным, но если принять во внимание, что вы идете тем же путем, каким когда-то шел я, и подвергаете себя тем же опасностям, которые превратили меня в то, чем я есть сейчас, то приходит мысль о надежде, что вы сможете извлечь из моей истории некое наставление, которым вы будете руководствоваться им в случае достижения успеха в своем предприятии и которое сможет вас утешить в случае неудачи. Приготовьтесь слушать рассказ о приключениях, какие в обычной обстановке могли бы показаться невероятными чудесами. Если бы нас окружали более привычные, окультуренные ландшафты, то я бы мог опасаться встретить в ваших глазах недоверие и даже, возможно, насмешку. Но в этих диких, полных таинствами краях, может появиться всякое, что вызывало бы смех лишь у тех, кто не знаком с вечно меняющимися силами природы; нет у меня сомнений и в том, что свидетельством истинности моей повести является сама последовательность событий, из которых она состоит.

Ты только представь, дорогая Маргарет, как я обрадован такому предложению нашего гостя! Но при этом я обеспокоен тем, что, ведя повествование, ему придется вновь переживать все свои беды. Я с огромным нетерпением ожидаю его рассказа частью из любопытства, а частью от сильного желания облегчить его судьбу, если это будет в моих силах. В своем ответе ему я упомянул об этом моем беспокойстве, на что он сказал:

– Благодарю вас за сочувствие, но поверьте – от него мало пользы тому, жизненный путь которого близится к концу. Мне нужно решить всего лишь один вопрос. После этого я смогу спокойно почить с миром. Я понимаю ваши переживания. Но вы ошибаетесь, – продолжил он, заметив, что я хочу прервать его, – друг мой (если позволите так вас называть), – не существует ничего, что могло бы изменить мою судьбу. Послушайте мою историю, и вы поймете всю ее предрешённость.

Затем он сообщил, что начнет свой рассказ на следующий день, когда я буду отдыхать от своих капитанских дел. В ответ я только высказал свою горячую благодарность. Я решил, что каждый вечер, когда не буду очень занят корабельными обязанностями, записывать как можно ближе к его словам все, что он расскажет в течение дня. В случае же большой занятости я буду, по меньшей мере, делать заметки. Чтение этой рукописи, без сомнения, доставит тебе огромнейшее удовольствие. Для меня же, услышавшего эту повесть из уст самого рассказчика, будет чрезвычайно интересно прочитать рукопись спустя некоторое время после ее написания. Даже сейчас, приступая к этому делу, у меня в ушах стоит его густой баритон, а перед собою вижу мягкий, грустный взгляд его глаз. Вижу также его поднятые в жестикуляции худые руки, и тонкие черты лица, как будто излучающие свет его души.

Необычной и полной горестных переживаний должна быть его история, описанием страшного шторма, захватившего идущий своим курсом отважный корабль и разбившего его в щепы!

Я родился в семье коренных граждан Женевы и ношу одну из наиболее известных в этом городе фамилий. Мои предки долгие годы занимали посты советников и синдиков, а мой отец прошел через несколько публичных должностей, где правил честно и заслужил высокую репутацию. Он был уважаем всеми, кто его знал, за его целостный и прямой характер, а также неутомимое внимание к социальным проблемам. Свои молодые годы отец целиком посвятил делам города, а устройство личной жизни всякий раз откладывал, объясняя это многочисленными обстоятельствами, не позволявшими ему своевременно жениться. Таким образом, мужем и отцом семейства он стал только на склоне лет.

История, которая привела его к женитьбе, требует особого внимания, поскольку в ней характер отца проявляется особенно ярко. Началась она с того, что его закадычный друг по имени Бофорт, некогда знатный и богатый торговец, в результате ряда постигших его неудач полностью разорился. Однако гордость и несгибаемая воля не позволяли ему жить всеми позабытым бедняком, в городе, где прежде он был широко известен своим высоким положением и большим состоянием. По этой причине Бофорт, честно расплатившись по долгам, переехал со своей дочерью в Люцерн, где его никто не знал. Мой отец искренне любил Бофорта, и глубоко огорчился, узнав о его уединенном и нищенском бытие. Он горько сожалел по поводу излишней гордости своего друга, из-за которой тот повел себя так недостойно взаимного чувства привязанности, которое их объединяло. Не теряя времени, он пустился на розыски Бофорта в надежде убедить его начать новую жизнь, в чем отец оказал бы ему финансовую поддержку. Бофорт же искусно скрывал место своего пребывания, и отцу на то, чтобы отыскать его, понадобилось десять месяцев. Наконец, обнаружив его, отец несказанно обрадовался и поспешил к дому друга, расположенному на захудалой улочке вблизи Реюса. Но, войдя в его жилище, он встретил лишь крайнюю бедность и безысходность. Бофорту от рухнувшего состояния осталось совсем немного денег, каких ему хватило лишь на то, чтобы продержаться на плаву несколько месяцев, в течение которых он надеялся найти какую-нибудь приличную работу в торговом доме. Однако это время было потрачено впустую. В результате – от бездействия чувство подавленности и отчаяния овладело им еще больше, и через три месяца он окончательно слег в постель, неспособный более ни на какие усилия.