Лариса Малмыгина - Затерянные в параллелях

«Какие странные», – успела подумать я, как странные мальчишки в рубахах навыпуск облепили наше железное сокровище со всех сторон.

Они назойливо галдели, бесцеремонно лапали блестящую поверхность машины, а я все больше и больше убеждалась в том, что попала в нереальный затерянный мир.

– Староверы, – отмирая, нашел объяснение случившемуся Юрка, – сиди, я проведу с ними пятиминутку.

– Еще бы совет директоров, – хихикнула я.

– Батюшки светы! – заорала тетка, метнувшая коромысло себе под ноги.

Судя по вдохновенному лицу Юрия, он читал вертлявым пацанам выученный назубок доклад, но те никак не желали его докладу внимать. Так как окно машины было наглухо закрыто, я не слышала ничего, кроме нечленораздельных воплей юных баптистов.

И тут до меня дошло то, о чем я не помышляла еще за секунду до своего открытия.

Женщина не крестилась.

Оттолкнув обнаглевших подростков, Юрка забрался в салон и закрыл на защелки двери. На нем не было лица. И я боялась спросить, в чем дело.

– Тридцать седьмой год, – внезапно простонал муж. – Понимаешь, мы попали в тридцать седьмой год.

Я не понимала, не хотела понимать, но каким-то особым чутьем осознавала, что он прав.

– Где будем ночевать? – жалобное всхлипывание вырвалось из моей груди.

– Какое – ночевать! – покрываясь пятнами, завопил Юрка. – Как мы отсюда выберемся? В понедельник комиссия из министерства!

– Но сегодня только пятница, – с опаской поглядывая на невероятно любопытных предков, прибывающих к непрошенным гостям с быстротой крылатых ракет, прохрипела я.

– Глупая, – впервые в жизни обругал меня Лебедев. – Ты понимаешь, что нам теперь отсюда никогда не выбраться!

Слово «никогда» резануло уши и застряло где-то в области сердца.

Постепенно гомонящая толпа расступилась и пропустила к авто невысокого русоволосого мужчину средних лет.

– Отворяйтесь, – мужчина повелительно постучал в окошко «Мерседеса».

Мы поняли его приказ интуитивно, Юрка опустил стекло.

Незнакомец вселял доверие.

– Председатель колхоза «Ленинская правда» Лука Матвеевич Медведев, – представился он, подавая руку бледному, как мел, Юрке. – Кто такие и откуда прибыли в Князево?

А сам настороженно стал ощупывать глазами кожаный салон нашего железного прибежища.

«Колхоза, – тем временем стала рассуждать я, – наверное, где-то до сих пор благополучно живут и здравствуют колхозы-миллионеры, и Юрочка ослышался про тридцать седьмой год. Этого не может быть, потому что не может быть никогда».

– Обыкновенные граждане из Уфы, – пришла я мужу на помощь. – Вот, видите ли, ехали, никуда не сворачивали, а попали неожиданно к вам. Вы староверы?

И почувствовала локоть супруга в своем боку.

Медведев нахмурился. Постепенно к сборищу зевак начали присоединяться новые члены секты.

Все молчали, говорил только их немногословный пастырь.

– А в Уфу как попали? – многозначительно изрек он.

– Да это ж диверсанты! – заголосил куцый мужичонка с бородавкой на носу.

– Иванов! – прикрикнул на мужичонку местный гуру. – Почему не в поле? И все остальные почему покинули рабочие места?

«Или пастырь? – напряженно думала я. – Или председатель общины? Как все сложно!»

– Айда ко мне, – внезапно предложил Медведев. – Открывай дверь, товарищ! Улица Ленина, изба пятьдесят четвертая.

Он уселся на заднее сидение, и мы поехали, растолкав бампером шайку новоявленных лыковых.

Дом, к которому мы припарковались, был устаревшей архитектуры, бревенчатый, со ставнями, не хуже и не лучше остальных жилищ староверов.

Или колхозников?

Я уже ничего не понимала.

– Проходите в сени, – пригласила меня вышедшая из избы женщина в архаическом платье с умным, тонким лицом сельской учительницы.

Авто произвело на нее впечатление.

И я нехотя вылезла из укрытия.

– Загоняй машину! – скомандовал Лука Матвеевич генеральному директору, раскрывая хлипкие деревянные ворота, – настоящее сокровище для угонщиков.

– А толку? – округляя глаза, пробормотал Юрка.

– Не бойтесь, – звонко рассмеялась женщина. – У нас не воруют.

Заглушив мотор, Лебедев обреченно поплелся за мной.

В сенях висела сбруя и еще много каких-то неизвестных предметов.

– Меня звать Варвара Никаноровна, я жена председателя колхоза, – улыбнулась хозяйка, когда мы зашли в небольшую комнату, разделенную на две части большой побеленной печью. В одной части обосновалась уютная кухонька, в другой зал с двумя занавешенными цветастым ситцем крохотными спаленками.

– А где образа? – неприлично глазея по сторонам, удивилась я.

– Какие образа? – нахмурился Лука Матвеевич. – Мы коммунисты.

И тогда все поплыло у меня перед глазами.

Когда я пришла в себя, генеральный директор фирмы мирно пил чай с председателем колхоза и о чем-то беседовал, а Варвара Никаноровна сосредоточенно тыкала мне в нос ватку с нашатырем.

– Ну вот, – облегчено вздохнула добрая женщина и положила на мой лоб прохладную мозолистую руку, – теперь можно и вечерять.

Лебедев не обращал на меня внимания, и это было странно.

Я вздохнула и покорно побрела за хозяйкой. В голове вертелся вопрос, который, как ни странно, не давал мне покоя.

«Возможно, Варвара Никаноровна из бывших аристократов, – метались тревожные мысли в моем мозгу. – но об этом в тридцать седьмом году говорить опасно»

– Вы учительница? – рассматривая ее благородные черты, поинтересовалась я.

– Лекарка, – подошел Медведев и приобнял намечающуюся талию жены, – заведующая фельдшерско-акушерским пунктом.

Большой самовар дымился на краю не покрытого скатертью деревянного стола, рядом с ним в глиняной миске лежали баранки. В тарелках стыла пшенная каша.

– Не успела пирогов испечь, – весело проговорила лекарка, – у Компарты температура поднялась, пришлось ехать аж в Мамоново. Хорошо, что хрипов в легких не услышала.

– Компарты? – сглотнул слюну Лебедев. – Странное имя.

– А что? – поднял лохматую бровь Лука Матвеевич. – У нас еще и не такие имена детишкам давать стали. Например, Дазвсемир, то есть «Да здравствует всемирная революция» или Даздраперма – «Да здравствует Первое мая».

– Дасдрасперма, – открыла рот я и подумала, как будут называть девочку сверстники. Спермой?

– А в Савельеве Даздрасмыгда – «Да здравствует смычка города и деревни» родилась, – поддержала мужа фельдшерица, – неделю назад роды принимала.

Невольная судорога от едва сдерживаемого смеха промелькнула на Юркином лице, но она не осталась незамеченной.

– Сразу видно, что вы несознательные, – внезапно нахмурился председатель. – И машина у вас странная, не советская.