Джо Хилл - Странная погода

Моим мальчишкам больше всего понравился бродячий маг, малый с зализанными назад волосами и вощеными усами, как у Уайетта Эрпа [31] Уайетт Берри Стэпп Эрп – американский страж закона и картежник времен освоения Дикого Запада. Получил широкую известность благодаря книгам и кинофильмам в жанре вестерн. . Одет он был в лиловый фрак и зеленую блузу с кружевами, а основу его магии составляло исчезновение вещей. Он жонглировал горящими факелами, и каким-то образом каждый, упав вниз, исчезал, будто его и не было. Он брал в одну руку яйцо, сдавливал его в кулаке, и оно пропадало – со скорлупой и всем прочим. Когда же маг разжимал кулак, на ладони у него сидела, щебеча, синица. Он садился на стул и падал в пыль, потому как стул пропадал. Мои мальчишки (шести и четырех лет) стояли в траве на коленях вместе с другими детьми и завороженно следили за всем этим.

Что до меня, то я в основном наблюдал за ласточками. Целая стая их уселась на склоне над прудом, довольно пощипывая что-то. Моя жена фотографировала – своим телефоном, не «Полароидом». Трубы и тромбоны бубнили в мечтательном отдалении. Когда я закрывал глаза, то прошлое казалось очень близким, лишь тоненькая перегородка отделяла вчера от сегодня.

Я уже почти задремал, когда один из наших сыновей, Бун, младший из мальчиков, потянул меня за шорты. Маг зашел за дерево и дематериализовался. Представление окончилось.

– Он весь пропал! – вскричал пораженный Бун. – Ты пропустил это.

– Ты мне расскажешь об этом. Будет ничуть не хуже.

Старший из мальчиков, Невилл, презрительно рассмеялся:

– А вот и не будет. Ты должен был смотреть не отрываясь.

– А это папочкин волшебный трюк. Я умею закрыть глаза и делать так, что исчезает весь мир, – сказал я. – Кто-нибудь хочет увидеть, сможем ли мы дать пропасть мороженому? По-моему, на той стороне пруда есть местечко, где его продают мягким.

Я встал, взял Невилла за руку. Моя жена взяла руку Буна. И мы пошли по зеленому газону, распугивая ласточек, которые взлетали одной шелестящей стайкой.

– Пап, – сказал Бун, – как думаешь, мы сможем запомнить сегодня навсегда? Я не хочу забывать магию.

– И я не хочу, – отозвался я, – и я еще не забыл.

14 октября 1993 г.

Айша считала его своим братом, пусть они и не были кровными.

Имя его было Колсон, но друзья звали его Ромео, потому как прошлым летом он играл эту роль в парке, где клеился к белой Джульетте с такими сияющими зубами, что ее место было в рекламе жевательной резинки.

Айша любовалась его игрой одним жарким июльским вечером, когда сумерки, кажется, длятся часами, по горизонту тянется полоска сияющего красного света, а на темном небе отливают золотом кромки облаков. Айше было десять лет, она не понимала и половины того, что говорил Колсон, там, на сцене, одетый в пурпурный бархат, словно Принц. Следить за репликами у нее не получалось, зато ей труда не составляло понять смысл того, как Джульетта смотрела на него. Не составило Айше труда и сообразить, за что двоюродный братец Джульетты ненавидел семейство Ромео. Тибальт не желал, чтобы какой-то черный сопляк посягал на любую белую девушку, не говоря уж о той, что из собственной семьи.

Теперь стояла осень, и Айша сама готовилась к выступлению на Празднике Моды, а это значило заниматься современными танцами два раза в неделю после школы. В четверг вечером репетиция закончилась только к 6.30, а ее мать еще не приехала, чтобы забрать ее. Вместо нее появился Колсон, минут через двадцать после того, как все другие девочки разъехались, и Айша в одиночестве ждала на каменных ступенях. Он выглядел отлично в джинсовой куртке и камуфляжных брюках, широкими шагами подходя из темноты по дорожке.

– Эй, Торопыжка, – окликнул он. – Давай потанцуем.

– Я уже натанцевалась.

Он пристукнул кулаком ей по макушке, подхватил за одну лямку ее школьный ранец. Она вцепилась в другую и не отпускала ее, так что он тащил ее за собой – в темень, которая пахла травой, прогретым солнцем асфальтом и – отдаленно – морем.

– Где мама? – спросила Айша.

– На работе.

– Почему она на работе? Она же должна уходить в четыре.

– Не знаю. Потому что Дик Кларк ненавидит черных, полагаю, – сказал он. Ее мать работала на жарке в ресторане «Эстрада» Дика Кларка: час езды автобусом на юг до Дайтона-Бич; по выходным она пылесосила гостиницу «Хилтон. Вид на Бухту» в Сент-Огастине: час автобусом на север.

– А почему папа меня не забрал?

– В себя приходит после выпитого вчера вечером. – Ее отец был санитаром в реабилитационном центре для алкоголиков, куда попадали одни «синие воротнички»: работа эта совмещала прелести труда уборщика (всегда и повсюду находилась блевотина, которую требовалось подтирать) и вдохновенное усилие в борьбе со взбалмошными наркошами, с великим трудом одолевающими воздержание. Не так уж и редко он возвращался домой с укусами на руках.

Колсон жил с отцом Айши и мачехой Айши, Паулой. Мать Колсона была сестрой Паулы, вот только сестра Паулы за собой-то присматривать не могла, не то что за кем другим. Почему она не могла за собой присматривать, никто Айше толком так и не разъяснил, да, по правде, ей до этого и дела было мало. Если Колсон Уизерс пил «кока-колу», а ей хотелось глоточек, он всегда давал ей глотнуть – не раздумывая. Если они вместе были там, где играют в видеоигры, и у него в кармане имелся четвертак, монета отдавалась ей. Случалось, он не слушал ее, когда она рассказывала длинную путаную историю про то, какие глупости болтает в танцклассе Ширил Портис, зато никогда не перебивал ее.

Они прорысили по Медной улице до Мишн-авеню. Восточные и западные улицы в этой части города были всех цветов – медные, золотые, розовые. Не было Голубой улицы, и еще не было Черной улицы (была, правда, какая-то Негропойнт-авеню, как подозревала Айша, видимо, расистская), зато вся эта округа всегда звалась Черно-Голубой. Во многом потому же, почему она никогда не спрашивала Колсона, отчего он не живет со своей матерью, она даже не подумала бы никогда никого спрашивать, почему она живет в части города, название которой навевает мысли скорее об избиении, чем о соседстве.

Мишн-авеню там, где она пересекалась с Медной, была широкой, в четыре полосы движения. Длинная полоска торгового дома «Костал меркантиль» протянулась по той стороне дороги на несколько кварталов. Стоянка была почти пуста, лишь горстка машин стояли на ней.

Ночь была теплой (почти жаркой) и пахла выхлопными газами проезжающих машин. Полицейская патрульная машина просверкала мимо, проехав на желтый, как раз когда он сменился красным. Темнота, как заика, выталкивала из себя слепящие голубые огни.