Диана Сеттерфилд - Пока течет река

Этот краткий сухой отчет, впоследствии много раз им пересказанный на встречах с деловыми партнерами и прочими полузнакомыми людьми, он выложил и теперь. Хотя уже несколько месяцев ему не было нужды произносить эти фразы, оказалось, что он по-прежнему помнит их слово в слово. Менее минуты ушло на то, чтобы ввести в курс дела женщину с серыми глазами.

Он закончил рассказ и сделал глоток из стоявшего рядом стакана. У воды был неожиданный, освежающий огуречный привкус.

Миссис Константайн взирала на него все так же спокойно и доброжелательно. И он вдруг почувствовал, что здесь что-то не так. Обычно в таких ситуациях люди выглядели потрясенными, предпринимали неуклюжие попытки его утешить, сказать что-нибудь приличествующее случаю или растерянно молчали, пока он сам какой-нибудь фразой не направлял разговор в другое русло. Но сейчас ничего подобного не произошло.

– Все ясно, – сказала она. И кивнула, как будто ей действительно все было ясно в этом деле. Но что там могло быть ясного? Разумеется, ничего. – А что с вашей женой?

– С моей женой?

– В самом начале разговора вы сказали, что это касается вашей жены.

– Ах да. Так и есть.

Момент его появления в этом доме, обмен первыми фразами с миссис Константайн – все это показалось ему очень давним прошлым, хотя с той поры минуло не более четверти часа. Пришлось напрячься, потирая пальцами глаза и мысленно продвигаясь обратно во времени через множество преград, чтобы наконец вспомнить, зачем он сюда пришел.

– Понимаете, тут вот какое дело. Моя жена – что вполне объяснимо в данных обстоятельствах – была и остается безутешной. Она не может думать ни о чем, кроме возвращения нашей дочери. Ее душевное состояние ухудшается. Она никого не желает видеть. Ничто не может вывести ее из депрессии. Она испытывает отвращение к еде и почти не спит, потому что во сне ее преследуют самые отвратительные кошмары, какие только можно себе вообразить. Поведение ее становится все более странным – настолько, что сейчас она уже представляет опасность для себя самой. Вот вам один пример: она пристрастилась к одиночным плаваниям по реке в гребной лодке и может плавать часами, одеваясь не по погоде и совершенно не думая о своей безопасности. Она и сама не может объяснить, зачем это делает, а это уже совсем никуда не годится. Я предложил ей уехать отсюда, надеясь, что путешествие пойдет ей на пользу. Я даже был готов продать все, чем владею в здешних краях, и начать с нуля в другом месте, где ничто не будет напоминать о нашей утрате.

– И что она ответила?

– Она сказала, что это отличная идея и, когда наша дочь вернется домой, мы непременно так и сделаем. Понимаете? Если ничего не предпринимать, дальше будет только хуже. Ее терзает не горе, заметьте, – тут нечто гораздо более страшное. Я за нее боюсь. Я боюсь, что она станет жертвой какого-нибудь несчастного случая или закончит жизнь в сумасшедшем доме. И я готов сделать все, что угодно, – абсолютно все, – чтобы это предотвратить.

Серые глаза следили за ним безотрывно, и он понимал, что его изучают, прикрываясь маской заинтересованности и дружелюбия. На сей раз он ясно показал интонацией, что теперь ее очередь высказаться (встречал ли он когда-либо другую столь же малословную женщину?). И она разомкнула уста.

– Вам, должно быть, очень одиноко, – сказала она.

Энтони Воган с трудом скрыл разочарование:

– Речь не обо мне. Я хочу, чтобы вы поговорили с моей женой.

– И что я должна ей сказать?

– Объясните ей, что наша дочь мертва. И что ей необходимо с этим смириться.

Миссис Константайн дважды моргнула. Будь на ее месте кто-то другой, это сошло бы за пустяк, но у такой невозмутимой женщины это могло быть признаком сильного удивления.

– Позвольте пояснить, – сказал он.

– Да уж, сделайте одолжение.

– Я хочу, чтобы вы сказали моей жене, что наша дочь умерла. Скажите ей, что девочка счастлива. Скажите, что она сейчас в раю с ангелами. Используйте потусторонние послания и голоса. Если потребуется, используйте трюки с дымом, зеркалами и чем там еще…

При этих словах он огляделся. Трудно было вообразить эту со вкусом обставленную гостиную в роли помещения для спиритических сеансов, каковые в его сознании ассоциировались со всякими хитрыми магическими штуковинами, тяжелыми темными портьерами и прочими атрибутами медиумов. Впрочем, она могла проводить сеансы не здесь, а в другой комнате.

– Конечно, не мне вам говорить что и как. Вам виднее, это ваша профессия. Со своей стороны я могу подсказать вещи, которые известны только ей и мне. Вы произведете впечатление, она проникнется к вам доверием и…

– И что дальше?

– Дальше будут печаль, скорбь, слезы и молитвы, после чего…

– После чего ваша жена, оплакав утрату, сможет вернуться к жизни – вернуться к вам?

– Именно так! – Воган испытал благодарное облегчение оттого, что его так быстро и правильно поняли.

Миссис Константайн чуть-чуть склонила голову набок. Улыбнулась ему. Доброй, понимающей улыбкой.

– Боюсь, это невозможно, – сказала она затем.

Энтони Воган вздрогнул от неожиданности:

– Почему невозможно?

Она покачала головой:

– Во-первых, у вас неверные представления – или вас неправильно информировали – относительно характера моих занятий. Эта ошибка легко объяснима. И во-вторых, предлагаемый вами способ все равно не принесет пользы.

– Я заплачу по вашей ставке, какова бы она ни была. Я заплачу вдвое, если понадобится!

– Дело совсем не в деньгах.

– Не понимаю! Тут же нет ничего сложного! Назовите вашу цену, и я заплачу!

– Я глубоко сочувствую вашему горю, мистер Воган. Потеря ребенка – это одно из тяжелейших несчастий, какие могут выпасть на долю человека. – Она слегка нахмурилась. – Но как насчет вас, мистер Воган? Лично вы верите в то, что ваша дочь мертва?

– Иначе просто быть не может, – пробормотал он.

Серые глаза смотрели в упор. В этот миг у Вогана возникло впечатление, что она способна заглянуть в потаенные глубины его души и увидеть то, что было покрыто тьмой даже для него самого. Ему стало не по себе, сердце забилось неровно.

– Вы не назвали мне ее имя.

– Хелена.

– Я не об имени вашей жены. Я о дочери.

Амелия . Имя уже почти слетело с языка, но Воган его проглотил. Почувствовал спазмы в груди, задохнулся, прокашлялся, снова взял стакан и осушил его наполовину. Сделал вдох для проверки: спазмы прекратились.

– Почему? – спросил он. – Почему вы отказываетесь мне помочь?

– Я бы хотела вам помочь. Вы действительно нуждаетесь в помощи. Долго так продолжаться не может. Однако то, о чем вы меня попросили, не только невозможно, но и бесполезно.

Он поднялся с дивана, раздраженно махнув рукой. В какой-то нелепый момент он был близок к тому, чтобы закрыть ладонями лицо и разрыдаться. Но он лишь покачал головой: