Александр Домовец - Московская дева

Автандил кинулся за огнетушителем.

– Надо было с него новый «мерс» взять, – бормотал он, поливая пеной очаги возгорания. – Или хоть возмещение убытков…

Изольда подняла на него запавшие от усталости, но по-прежнему прекрасные глаза.

– С ума сошёл, что ли, – чуть слышно произнесла она. – Принять что-нибудь от нечистого – это, считай, прямиком к тому новому русскому в соседи по сковородке… Тебя и так отмаливать придётся…

С этими словами начальница осела на пол. Я едва успел подхватить лёгкое стройное тело.

Московская дева исчезла. У меня на руках, словно раненный боец, лежала просто подполковник Малюткина – в джинсах, ковбойских полусапожках, в распахнутой на груди блузке…

На следующий день после этих событий отдел собрался в полном составе, и произошёл разбор полётов. Изольда, которая почти пришла в себя, самокритично признала, что, увлёкшись личными переживаниями, недооценила коварство противника, и если бы не дедукция старшего лейтенанта Старухина… Со своей стороны череп Викентий отметил несколько тактических ошибок, но в целом оценил операцию высоко. «Главное – есть результат», – согласилась Ванька.

Мы с Сашей поддержали. А почему не поддержать? Допустив промах, Изольда сама же его исправила, о чём я и заявил со свойственной мне прямотой. А перед глазами всё стоял прекрасный облик московской девы, которую я увидел в первый раз. Да, наверное, и в последний…

Ознакомившись с нашим рапортом о деле малинового пиджака, полковник Потанцуев долго крутил головой. «Это уже не просто сверхъестественное расследование, – заявил он. – Это что-то запредельное!» И пообещал выписать на весь отдел новые компьютеры. Саша Кириллов застенчиво попросил также отремонтировать помещение. Просьба была выслушана благосклонно.

Напоследок Потанцуев радостно сообщил, что сделал забавное открытие. Если взять первые слоги наших фамилий – Малюткина, Старухин, Кириллов – то получится говорящее слово «Мастаки». «А вы и есть мастаки, – растроганно сказал он, пытаясь обнять сразу троих. – Такие дела раскручиваете!» И, прежде чем выпроводить из кабинета, назвал наш отдел гордостью Управления, а также его знаменем. Мы не возражали. Мастаки так мастаки. К чему ложная скромность? Надо ли говорить, что с лёгкой руки начальника уже назавтра лестное прозвище разошлось по всему Управлению…

Малиновый пиджак мы из казино забрали и увезли с собой. Он ни в чём не виноват. Изольда повесила его в комнате отдыха, словно скальп поверженного врага, и время от времени о чём-то негромко с ним беседует. Пиджак так же негромко ей отвечает. Видимо, остаточное влияние от общения с нечистым столь велико, что малиновая деталь мужского туалета обрела дар речи.

Порочное заведение Опохмелидзе было закрыто. Раскаявшийся Автандил подарил особняк городу. Администрация мигом перевела на новую территорию Перепетуевский департамент по делам земли и недвижимости. Забавно, что решать вопросы туда ходят многие городские VIP-персоны – бывшие клиенты казино. Только раньше они посещали особняк с вечера до утра, а теперь с утра до вечера – и вся разница.

Сам Автандил в очередной раз сделал Изольде предложение и в очередной раз получил отказ. «Молод ещё», – сурово сказала Изольда. Автандил посыпал лысину пеплом и смиренно попросил хотя бы слетать с ним на пару недель в Ниццу. Вот тут начальница заколебалась. В Ницце она не была лет сто, да и две недели, в сущности, ни к чему не обязывают… В общем, согласилась. Исполнять обязанности начальника отдела оставила меня, и велела Ваньке с черепом приглядывать за молодёжью. То есть за мной и Сашей.

Провожая Изольду с Автандилом в аэропорту (до чего же хороша Малюткина в лёгком летнем костюме кипельно-белого цвета с юбкой выше колен!), я деликатно отвёл начальницу в сторону и задал вопрос, которой не давал мне покоя:

– Изольда Скуратовна, а вот скажите… Как вышло, что клинок… ну, тогда, в подвале… вам не причинил вреда? А нечистого вы им же проткнули насквозь…

Изольда прищурила большие ореховые глаза.

– А сам-то ты что думаешь? – ответила она вопросом на вопрос.

– Теряюсь в догадках, – признался я. – Разве что клинок заговорён на вас и в чужих руках не опаснее палки… Угадал?

– Не угадал, – сказала Изольда, покачав головой в широкополой шляпе. – В руках нечистого любая палка – смертельное оружие. И тем более шпага…

– Так что же тогда?

– Даю подсказку: отец очень любил меня…

Взгляд Изольды затуманился.

– Ну, не мучьте! – взмолился я. – Любил – и что? Каким-то чудом дотянулся с того света, чтобы отвести удары?

Изольда взъерошила мне волосы изящной рукой.

– Да нет, Костя, – мягко сказала она. – Клинок любящего отца просто не стал убивать любимую дочь. Отказался, и всё. А вот врага проткнул с удовольствием… Нечистому этого понять не дано, вот он и стал вопить: «Бронежилет! Игрушка!»…Чудо это или не чудо, решай сам. Любовь – дело такое… Сплошная метафизика!.

Она посмотрела в сторону Автандила. Автандил стоял поодаль и нетерпеливо поглядывал на часы. В руке он держал то ли маленький портфель, то ли большой бумажник. Лицо его было под стать лысине, а лысина под стать лицу – и то и другое сияло, как начищенный сапог.

– Объявляется посадка на рейс Перепетуев-Ницца! – объявил на весь аэропорт капризный женский голос.

– Мне пора, Костя… А знаешь, я ведь ему предлагала другой вариант, – добавила вдруг она с тихим смехом. – Ступа на двоих, помело – и никаких расходов на билеты…

– А он? – только и вымолвил я.

– А что он… Отказался. Говорит, давай уж по-простому, самолётом, и черт с ними, с этими расходами… Ну, не орёл, – добавила она с нежностью. – Но ведь не всем же быть орлами, правда?

С этими словами она повернулась и пошла к Автандилу плавной, сводящей с ума походкой.

Эта история началась в тот день, когда мы с Сашей Кирилловым наскоро пообедали и уединились в отделе, чтобы заняться оттачиванием навыков оперативной телепатии. Её основы нам преподавали ещё на факультете паранормальной криминалистики Перепетуевской высшей следственной школы. Полезная штука.

Однако Саша был не в форме, и телепатемы принимал через раз. Ведя беззвучный диалог, он согласился, например, что, как предсказательница, Ванга будет посильней Нострадамуса. Но мою молчаливую просьбу занять пару тысяч до зарплаты не понял совершенно. При этом напарник смотрел на меня невинным взором, который хорошо гармонировал с юным возрастом и не обтёртыми лейтенантскими погонами. «Ты о чём?» – мысленно спрашивал он.

– Скупердяй! – рявкнул я и с досады вышел в коридор, развеяться. Как раз вовремя, чтобы застать любопытную картину.