Анастасия Торопова - Город нерождённых детей

– Боль, – начал пояснять он, – это ощущение, которое ты хочешь прекратить. Как одиночество. Иногда мне думается, что это одинаковые вещи.

– Ну, если бы они были одинаковыми вещами, то не носили бы два разных имени… Или такое бывает? Знания… боль… одиночество… Не совсем понимаю. Не молодец.

– Ты столько рассуждаешь, а ведь даже имени себе не придумал.

– А как придумывают себе имена? Они что-то значат?

– Обычно это слово, которое приходит тебе на ум, когда ты думаешь о себе как о ком-то существующем и уникальном. Понимаешь меня?

– Не совсем. Опять не молодец.

Я уже подумал о себе существующем в этом месте с этими душами, но тут оказалось так много слов, что я не услышал своего собственного. У Примана тоже так было?

– Кто-то приходит сюда не пустым, а храня какое-то слово. Его берут как имя.

– «Храня»… Как ты?

– Нет. Я был пустым. Я сам заполнил эту пустоту и стал Приманимус. А хранишь ли что-нибудь ты?

– Сол… – начал я, вороша какие-то мысли, напрягся, стараясь вспомнить что-то, кроме пустоты. – Солфилиус 3 3 Солнце, сын (лат.) solis filius Sol+filius Solfilius .

– Солфилиус? – переспросил Приман, заглядывая в глаза юной душе. – Солфил, храни свое имя, и оно вечность будет с тобой.

– Но что значит «хранить»?

– Называй свою душу «Солфилиус». И твое имя отзовется во множестве душ.

– Добро пожаловать, Солфил, – отозвались многие голоса. – Это Кэлестис портум.

С каждым шагом по дороге появлялись новые слова: город, квартал, тропа, лестница, окно, арка, стены, разные вещи. Так много слов, и к каждому можно прикоснуться. И все они для того, чтобы вокруг не было места одиночеству. Ведь каждая душа приносила с собой новое слово, и оно становилось частью живописной мозаики под названием Кэлестис портум. Так говорил Приман.

– Каждое слово – ключ к этому городу, потому что все эти слова заполняют одиночество. А слова появляются из ваших желаний. Так одиночеству не будет тут места.

Приман всегда беседует с кем-то. Часто со многими сразу. Они собираются вокруг него, чтобы услышать то, чего не знают и наполнить новыми словами свою обитель. Каждая душа имеет обитель – место, где собраны все слова, которые ей известны. Так рождались неповторимые кварталы города с множеством слов и вещей.

Больше всех за словами гонялся Солфил. Он начал строить свою обитель с «дороги», «фонаря», «света» и добавлял туда всё, что узнал. Так там появились скамейка, беседка с колонами, высокие бордюры, стены с парапетом, даже крошечный воздушный замок. Солфил всегда ходил в другие кварталы и узнавал от его обитателей новые слова, которые потом пристраивал у себя, строя свой неповторимый узор вроде бы из тех же понятий.

Единственное слово, которого не было ни у кого, и которое все, тем не менее, знали, это «одиночество». Никто его не произносил. На это решался только Приман в разговоре с новоприбывшими, но тут же вытеснял его другими словами.

– Каждое слово – ключ к этому городу, – всегда повторял он. – Так одиночеству не будет тут места.

– А разве одиночество не слово? – вдруг спросил Солфил, и вокруг поднялся глухой шум.

– Он произнёс его!

– Солфил, – мягко обратился Приман, перекрывая тихий шум. – Не думай о нём. Все слова существуют, чтобы отличиться от него. Они существуют для этого. В одиночестве же пусто.

– Пустота?

– Конечно.

– Но разве и это не слово? – упорствовал Солфил, стараясь понять, открыть глаза перед знаниями.

– Солфил, – повторил Приман с прежней мягкостью, – Пустота, замкнутость, холод, темнота, страх, боль – слова. Но это ключи к одиночеству, а не к городу.

Ах! Я помню! Я чувствовал. Мне тогда вдруг стало холодно, больно, темно и страшно. И я не мог выбраться, словно вокруг больше не было ничего. Через эти ключи я оказался в одиночестве. Но новый ключ привел меня к городу! Вот только… что это был за ключ? Что я принёс с собой? Своё имя? Кажется, я придумал его на месте, сложил из осколков чего-то почти забытого, что слабо отзывалось эхом в темноте.

Приман посмотрел на притихшего Солфила, а затем произнёс серьёзно:

– Никогда не сомневайтесь ни в чём. Особенно не сомневайтесь в этом месте. Кэлестис портум соткан из ваших желаний в форме слов. Усомнитесь в своих желаниях – слова рухнут. И останется только одно бесполезное слово: «сожаление».

– Да… из одного слова квартал не построишь, – отозвался Инвентор 4 4 Изобретатель (лат.) Inventor , хотя он всегда не спешил к новым словам, а предпочитал комбинировать старые.

В его обители бесконечный лес колонн вместо узорных капителей венчали плотно прилегающие друг к другу вращающиеся крупные шестерни. Фонарь остался без шеста – коробки со светлым огоньком висели в воздухе. Шесты же, расставленные повсюду, служили длинной осью, вокруг которых крутились небольшие колёса – они плавно то опускались вниз, то взлетали к облакам. Сам Инвентор часто садился на них, поднимался на самую высокую точку обители, где смотрел сверху вниз на созданный им большой двигающийся механизм из разных предметов. Вокруг разных осей они вращались в бесконечном цикле. Все предметы очень точно подходили друг другу по форме. Если форма слова выглядела иначе, чем было нужно, Инвентор менял её под стать своей обители. Подобный крутящийся механизм можно увидеть, если заглянуть внутрь крупных часов, но то, что создала душа, было несравненно богаче. Солфил заметил, что Инв может любоваться своим творением значительные периоды вечности, не двигаясь с места и не отрывая взгляда, пока кто-нибудь к нему не зайдёт.

Солфил с не меньшим старанием строил свою обитель, тщательно выбирая и взвешивая каждое слово. Он хотел, как и все, наконец, закончить её и обрести покой. Но одно слово он так и не сумел встроить в общую картину обители. Это его собственное слово «воодушевление», которое он придумал в первом разговоре с Приманом. Так как Солфил придумал его сам, то не знал точно, как оно должно выглядеть. Словно не имело формы, как и те слова, что были запретны.

А вдруг это слово ещё один ключ к одиночеству, про который никто не знал? Не может быть! Оно отличается от него! В пустоте не было ничего подобного! Пусть я его не вижу, но я ощущаю, как оно переполняет меня! Это слово…

«Живое» – сказал бы Солфил, если бы понимал, что это значит.

Он решил спросить об этом у Примана. Ведь он знает много слов и стал первым, кто придал облик Кэлестис портуму. Возможно, он встречал нечто подобное.

Обитель Примана, куда пришел Солфил, оказалась самой большой и самой тесной, в каких он только бывал. Словно целый город мог здесь уместиться со всеми словами, какие только были известны, со всеми эпохами, какие могли пройти. Величественный храм с узорными капителями колоннад. Мощные столбы, подпирающие тяжелые крыши, которые венчают причудливые витки, вимперги, застывшие цветы и пальмовые листья. Стрельчатые арки, высокие башни, стремящиеся ввысь. Огромные окна соседствуют с контрастными и пышно украшенными стенами и глухими крепостными строениями с узкими прорезями. Массивные многоэтажные высотки и терема, ледяные дворцы и каменные руины, легкие беседки и судна, замершие на облачной волне, колесницы и запустелые фонтаны, витые окаменевшие тропинки, устремленные ввысь. Среди строений возвышались горы из самых разных предметов крупных и мелких – от огромного накрененного корабля с облачными застывшими парусами до маленьких стеклышек самой причудливой формы. Чашки, фонарики, цепочки, статуэтки, коробочки, маятники, мощные куски крепостной стены, башни, винтовые лестницы.