Геннадий Прашкевич - Белый мамонт (сборник)

Спросил: «Хочешь на чердаке жить? Что скажешь?»

Сова не ответила, только подумала про себя: совсем белый задиковал.

А белый мамонт не унимался, спрашивал: «Как думаешь, всех можно убить?»

«Берегись, – ответила наконец сова. – Люди льда строят совершенное оружие. Они уже давно строят совершенное оружие. Некоторые даже на охоту не ходят. Их специально кормят, чтобы они строили совершенное оружие. Хотят тебя убить. Если убьют, окончательно полюбят твое сало».

Белый мамонт потряс рыжей челкой, хвост недовольно дернулся.

Но он знал, что когда долго не ходишь на охоту, то непременно теряешь навыки.

Это он хорошо знал, потому что в последний раз, когда напал на оборванцев возле пещеры, убежали только тренированные старушки. Высушенные возрастом, выкрученные, как деревья на косогоре, они всегда держались близко друг к другу. Специально перед выходом за хворостом снимали муклуки, шли босиком. Жилистые, как лосихи, пугливые, как водяные утки.

Весной смыло ливнями редкие леса.

Пришли тучи задавного комара, подул ветер.

Ужасные кривые молнии разрывали тьму над плоскими озерцами.

У костра хрипел калека Харреш.

Он стонал, катался по грязным шкурам.

Успокаивая слабого, товарищи по жене кидали ему кости.

Давясь и страдая, пел калека Харреш об огромном звере белого цвета, с мохнатым хоботом как рука. Он пел о задравших хвосты молодых быках, о черных глупых быках с гривой, торчащей дыбом. О черных быках, роющих землю рогами. Он пел о мышастых пугливых лошадях, украшенных черными ремнями вдоль всей спины от холки до хвоста. О вкрадчивых росомахах, загрызающих олешков не до смерти. Просто загрызут, а потом целую неделю едят полумертвого олешка, не давая ему умереть – любят свежее.

Однажды, обиженный товарищами по жене, переставшими пускать его под теплые шкуры спального полога, калека Харреш принес с реки дафнию. В реке жили слизняки, мелкие рачки, там всякого много было, но Харреш принес дафнию. Течением мотало над дном зеленую слизь, зевала рыба, пахло мокрой травой, но Харреш сделал выбор.

Панцирь у дафнии оказался тоненький, почти прозрачный.

Из зеленой мокрой травы Харреш сплел длинную тугую косу.

Эту косу он приклеил к глупой голове, несильно толкнул босой ногой, и белесая невзрачная жительница реки дафния вдруг превратилась в молодую неумытую женщину с толстыми пушистыми косами. Она сразу открыла веселый рот и начала болтать.

«Вот если у меня не будет молока, как ответишь? – болтала она. – Смотрите, люди, у меня какие тугие круглые груди! Я много рожать буду. Разве другие такие есть, как я? Ну, как ответишь?»

«Кто набросал зерен у входа? – сердился вождь у костра, пытаясь перекричать новую женщину. – Кто опять у входа набросал зерен? Теперь еще пещерный медведь приходит сосать зеленую поросль. Путается под ногами, готов укусить».

«Убейте белого мамонта», – хрипел у костра Харреш.

«Смотрите, у меня живот какой, – хвасталась новая. – Это мне будет хорошо. Меня мужчины много трогать будут, а я много буду рожать. Все пещерные товарищи понадобятся…»

«Всю траву вырвать у входа…»

«Убейте белого мамонта…»

«Много рожать буду…»

Женщина ни на минуту не умолкала.

Она трогала тугие круглые груди руками и говорила, говорила, говорила.

Не переставая говорить, снимала с себя одежды, расплетала тугую косу. «Идите ко мне, – говорила. – Входите со мной под спальный полог, – говорила. – Буду трогать того, кто войдет».

«Иди первая! Мы потом!» – испугался Харреш.

«Мэй! Какомэй! – радостно закричала новая женщина. – Почему говоришь – мы?»

«По-твоему пусть будет, – кивал Харреш. – Войду в спальный полог с моим младшим братом. Пусть он станет моим первым товарищем по жене».

«Твердое хочу, – новая женщина так и кипела. – Каков твой брат? Как ответишь?»

«У него твердое, – с испугом хрипел калека. – У него всегда твердое. Никогда не буду делить тебя с обыкновенными людьми, только с таким. У меня товарищами по жене будут только самые твердые».

Пораженный красотой женщины, им же самим созданной, калека Харреш каждый день царапал каменную стену резцом, и однажды все увидели, что изображение изменилось.

Оно как бы протянулось вдаль, в глубину.

Оно даже как будто раздвинуло стены пещеры.

Это испугало Людей льда. Покачав кости мертвеца над костром, решили, что Харреш делает что-то неправильное. А потому отвели его в лес. Пока младший брат в спальном пологе ощупывал новую женщину, не перестававшую болтать, Харреш, голым привязанный к голому дереву, стонал под укусами мелких кропотливых муравьев и жадного гнуса.

« …мое имя смрадно…

…мое имя смрадно более, чем птичий помет днем, когда знойно небо…

…мое имя смрадно более, чем рыбная корзина в день ловли, когда знойно небо…

…я говорю: „ Братья стали дурны, друзья никого не любят… “

… я говорю: „ Все сердца злы… “»

«Сердитый!»

Ишши был.

Амурру был.

Хутеллуш был.

Хашшур и Аркад были.

Белый мамонт Шэли стал нападать на вождей и делал это так ловко, что Люди льда совсем испугались и стали скрывать имена предводителей. Их теперь избирали тайно. Каждый про себя называл имя нового вождя. Многие даже не догадывались, кто теперь управляет трибой. Но умный турхукэнни легко чувствовал правду по запаху. Пока Люди льда пытались подкараулить случай, он сам его создавал. И только когда холгут затоптал одного особенно вонючего охотника с нехорошо оскаленными зубами, и оказалось, что именно этот ублюдок руководил трибой, Люди льда спохватились. Небо в тот день отдавало ослепительной синевой и дул ветерок, немножко сносивший гнус, но охотники, наконец, спохватились. Они не хотели, чтобы и впредь трибой управлял такой противный и слабый вождь.

Правила отменили.

О холгуте стал петь Кишу.

Он был слабый, трясущийся, но пел красиво.

Поддерживая руками маленькую трясущуюся голову, он пел так красиво, что сам белый мамонт Шэли старался подойти ближе к пещере. При этом некоторых охотников мамонт убил, чтобы не мешали слушать, а других заморил голодом, загнав на неприступную скалу. Как всегда, спаслись только жилистые старушки. «Так со временем они одни останутся», – стали обижаться молодые женщины и, чтобы уравнять шансы, сократили еду и питье, выделяемое на содержание старушек.

Господин преследования наградил Кишу полным набором нехорошего.

Только сильная ненависть к холгуту, во все времена преследовавшего Людей льда, поддерживала жизнь певца.