Николай Прокошев - Вайзенштайн. Правосудие

П. Т: Как проходил перелет?

Р. К.: Сначала я хотел бы остановиться вот на каком предмете, раз уж зашла речь о целесообразности мешков, зачем они нужны. Когда с меня сняли кандалы… В общем, эти черные мешки, которые нам одевали на головы, они никак не закреплялись, в том смысле, что их просто надевали, но не затягивали тесемками или еще как-то.

А. Д.: Свидетель, я прошу вас в самой краткой форме, не занимая внимания Суда подробностями, рассказать, как вы оказались в России. Зачем нам слушать про какие-то мешки!

С. Д.: Пусть доскажет. Свидетель, продолжайте.

Р. К.: На взлетном поле дул сильный ветер и… я поскользнулся к тому же. Словом, мешок с меня слетел.

А. Д.: Так что же, выходит, мешок можно было скинуть, просто помотав головой? Какой же в них тогда смысл? Заявляю суду протест!

С. ДС.: Действительно, нужны нам такие подробности?

П. С. М.: Свидетель, если вы напрасно затягиваете время, я вас удалю.

Р. К.: Две секунды. Я же правду говорю. Так вот. Нашу колонну, повторю – четыреста человек, сопровождали всего десять охранников, безоружных. Потом я, кстати, узнал, что пистолет был только у старшего надзирателя.

П. Т .: Но как же так?

Р. К.: Все очень просто. Согласно Люблянскому протоколу, мы обязывались подписать документ, в котором четко было прописано: беглец – первая мишень на убой, без всяких разбирательств. Убежишь сейчас, все равно найдут и расстреляют.

П. Т.: А кто не подписывал?

Р. К.: Того автоматически переводили на пожизненную консервацию. Поэтому подписали все.

П. Т.: А кому и так назначили данный вид заключения?

Р. К.: Их везли отдельно. Подробностей не знаю, наши пути почти не пересекались.

А. Д.: Защита настаивает на исключении этой тирады из протокола, поскольку за несколько секунд попросту нереально пересчитать охранников и уж тем более разглядеть их экипировку. Налицо ненадежность показаний, не говоря уж о нерелевантности.

П. С. М.: Показания касательно Люблянского протокола оставить, остальное изъять.

Секретарь: Принято.

Специальный запрос

От кого: Явуз Полат

Кому: “zbignew.kosinsky@urzadcelny.gov.pl”

6 марта 2011, 9:12 8 файлов

Уважаемый Збигнев! С великим сожалением вынужден обращаться напрямую к Вам. Дело в том, что Ваши коллеги уже во второй раз не пропускают наш состав через таможню.

Небольшая предыстория. Как Вы наверняка могли уже слышать, мы обратились ко всем странам с просьбой пожертвовать «Вайзенштайну» различных животных. Многие друзья с радостью откликнулись и прислали нам в рекреационный уголок к сегодняшней дате почти полсотни зверей.

Сербская Республика также не осталась в стороне и преподнесла организации пару великолепных бачских жеребцов, рожденных на конезаводе с двухвековой историей. Прекрасный жест, мы его оценили очень высоко. Однако вскоре чувство восторга сменилось чувством горечи: в Евросоюз животных пропустили, а в Россию из Польши – нет.

Кони больше недели находятся в холодном боксе, добавлю, за наш счет. Подобная ситуация является апофеозом бюрократического крючкотворства и едва ли не преступной халатности.

Абсолютно все формальности для ввоза были точно соблюдены. Мы предоставили и справки и паспорта, как того требуют нормы, заблаговременно отправили факсом и продублировали почтой CVED в ветеринарную инспекцию, продемонстрировали все оригиналы. В том числе уплачены все необходимые пошлины, именно на этом месте и возникла загвоздка.

Как выясняется, ввозимые лошади без оставления на территории Польши с последующим вывозом не являются при использовании карнета АТА финансовым обязательством, то есть за них не нужно платить, а мы заплатили. В результате возникла бумажная путаница, из-за которой наших рысаков не выпускают.

Считаю своим служебным долгом напомнить Вам, что Республика Польша подписала и ратифицировала Афинскую конвенцию и, соответственно, Люблянский протокол. Цитирую:

Статья 2

а) каждая Сторона, подписавшая и ратифицировавшая Конвенцию, строго обязывается к действенному сотрудничеству с экстерриториальной организацией «Вайзенштайн».

Таким образом, сотрудники польской таможни и/или ветеринарной службы препятствуют сотрудничеству меж субъектами вышеозначенных взаимоотношений. Систематическое манкирование прямыми международными обязанностями может быть расценено как саботаж, в связи с чем «Вайзенштайн» оставляет за собой право реагировать сообразно.

Однако полагаю, что нет каких-либо значительных причин для эскалации данной проблемы. Она вполне решается Вашими силами, уважаемый Збигнев. Не сочтите за труд снять телефонную трубку, набрать номер и вправить им на границе мозги на место. Будьте уж так добры. Благодарю.

В приложениях находится наша переписка с таможенным и ветеринарным аппаратом, чтобы Вы лично оценили степень головотяпства отдельных Ваших сотрудников.

С большим уважением,

директор Департамента транспорта и перевозок экстерриториальной организации «Вайзенштайн»

Явуз Полат

Радислав мне шепнул, что скоро отправка, не сегодня завтра. Люди вокруг в ужасе. Многие поседели буквально за неделю. Никто ничего не знает, господствуют одни слухи. Шепчутся о том, что никакой поездки не будет – расстреляют прямо у стенки во дворе или затопят на барже в заливе. Охрана каждый час жутко колошматит дубинкой по двери, кровь стынет в жилах. Как будто мы попали в далекое прошлое, будто нет ни малейшей цены нашим жизням. Периодически выключают свет, слышен вой собак. Явно идет психологическая обработка. Нас беззастенчиво полностью ломают. Здесь, в отстойнике, из четырехсот человек таких уж отъявленных уголовников всего пятеро, не больше. Причем ранее они уже отбывали заключение, но здесь страх все же взял верх и парализовал даже их. Чего уж говорить о нас, обычных людях. Пять минут назад вывели троих. Куда? Зачем? Конвой просто врывается с красными, по-дьявольски красными глазами и под громкие вопли забирает людей. И что самое непонятное – пальцем нас никто не тронул, не бьют вообще! Только взрывают психику, а это переносить гораздо тяжелее. В общем, если Радислав не обманывает, скоро мы узнаем, что нас ожидает. Дэнни, береги маму и никогда не попадай в такие переделки, умоляю тебя, малыш!

Нет совести, нет жалости и нет души. Зато есть срок и друг мой Атаман