Евгения Фихтнер - Междумирье

– Решено, сватаем тебе Анетту! У шута есть огромная привилегия перед королем – ты можешь жениться на любимой девушке, если она тебе не откажет. Но я думаю, она согласится! Я помогу тебе уговорить счастливицу.

Шут просиял так, что лицо его стало нежно-розовым, как у молодой девушки.

– Ваша милость! (Шут выпал из трона и вытянулся перед королем). Я никогда не забуду этого радостного дня! Только расскажите ей обо мне много хорошего, чтобы она почувствовала себя королевой.

Артур тряхнул волосами и пригрозил пальцем.

– Ну, ты и наглец! Смотри, а то она мне понравится, и я на самом деле сделаю ее королевой.

Эктор посмотрел на него исподлобья и неожиданно заговорил гнусавым голосом:

– Ваша милость, а меня куда? Я не хочу в монастырь! А у Ланселота есть жена, и он не собирается с ней разводиться. Я насыплю побольше белил на лицо, намажу щеки свеклой и стану красивее вашей кухарки!

Король засмеялся и решил подыграть шуту:

– А вы, милейшая супруга, должны тихо вязать чулки в своей комнате и не менять от скуки воздыхателей! А если вам что-то не нравится, то вы можете катиться в свои шотландские болота, к своей мамочке.

Шут не остался в долгу:

– Ах, так! Тогда я заберу подаренный вам моей мамочкой дубовый стол, за которым усаживаются, гремя доспехами, ваши рыцари!

Артур сделал вид, что рассвирепел не на шутку и стукнул по столу рукой:

– Я лучше разрублю его на дрова для камина, чем он достанется тебе.

Шут сделал неуклюжий реверанс:

– Я лучше в болото, чем в монастырь.

– То-то же!

Король расхохотался и велел шуту отправлять гонца в дом к Анетте. Ему очень не терпелось посмотреть на избранницу его любимца.

– Мэри, ты слышала новость? Анетта выходит замуж за королевского шута!

На лице толстой Элейн читалась нескрываемая зависть.

– Надо же, скоро и рыцари начнут брать простолюдинок в жены! – сердито ответила ее соседка, Тощая Мэри и поправила фартук на дряблом животе. – Чему радоваться? Да мой муж в детстве бросал в этого урода камни на рынке. А теперь смотри, каким важным человеком стал шут – сам король уговаривал Анетту стать женой его колченогого любимца. Тьфу!

Тощая Мэри сердито застучала пестиком в ступке, дробя ячмень для пива. На ее изрытом оспинами лице проступали жилки, делая его еще более неприятным. Соседка стояла, упершись толстыми руками в выпирающие бока, и продолжала докладывать свежие сплетни.

– Говорят, что на их свадьбе будут играть королевские музыканты. А Анетте сшили платье из золотой парчи!

Долговязая еще яростнее замолотила в ступке. Элейн не унималась.

– Мой муж шьет сапоги для рыцарей. И он слышал, как один из них рассказывал, что молодоженов повезут в красивой карете в новый дом, который королевский шут подарил родителям Анетты.

Хозяйка со стуком швырнула пестик на стол и еще туже затянула платок на голове. Затем утерла худой рукой потный лоб и осклабилась, обнажив подгнившие зубы:

– Да, повезло нашей Анетте! Жить в новом доме, кататься как сыр в масле, ходить в парче. Небольшая плата за то, чтобы жить с королевским уродцем. Да я бы за такого даже за два бархатных платья не согласилась выйти замуж! Лучше уж жить с красавцем, таким, как мой Рик, чем с шутом.

Элейн потупилась и промолчала. Красавец Рик дня не ходил трезвым, и былая прелесть давным-давно сошла с его лица, уступив место отекам под водянистыми глазами. А ведь в молодости он действительно был ангельски красив, и сама Элейн много плакала о нем ночами. Но ее суровый отец рассудил по-своему и выдал замуж за сапожника – лысого и немолодого, у которого всегда водились денежки. Быть женой толстяка-сапожника оказалось не так уже и плохо, как казалось вначале, и Элейн, высушив слезы, стала во всем угождать мужу. Вскоре у нее появились красивые платья и бусы, и она стала считаться самой счастливой из всех женщин их улицы. А самое главное – ее муж не любил пить пиво и никогда не поднимал руку на свою жену или детей. Красавчик Рик тоже женился. Но, в отличие от Элейн, ее соседка частенько ходила в синяках – любимый муженек регулярно ее поколачивал, обвиняя в неумении вести хозяйство. Но жена продолжала его расхваливать при соседках, вызывая у тех потаенные усмешки. И сейчас Элейн едва успела спрятать ухмылку, прикрывши рот рукой: у жены Рика был вспыльчивый характер, и она могла вытолкать взашей любую, кто плохо отзовется о ее супруге. Так же не везло и тем, кто заглядывался на красивого статного мужчину на дороге. Чересчур глазастая девушка могла лишиться клока волос и быть опозоренной на всю улицу криками склочной супруги. Рику нравилась такая ревность, он гордо выпячивал грудь и ходил гоголем перед своими дружками. Но теперь Мэри некому было рвать волосы и незачем вопить – обрюзгший одутловатый плотник не вызывал у женщин былого восхищения.

Поэтому соседка и стала вхожа в дом, дорога в который раньше была заказана. Жена сапожника с удовольствием наблюдала, как опускался все ниже предмет ее девичьих грез, и это вызывало у нее сладкие мстительные чувства. Да и полюбоваться на жену Рика, которая от желчности высохла, как кость, было не менее приятно. Элейн искренне радовалась и в душе благодарила мудрого отца, который сосватал ей достойного жениха. И не допускала мысли, что на ее улице кто-то мог жить лучше, чем она – жена сапожника. А тут такая новость! Толстуха Анетта станет богаче жены сапожника! Эта мысль жалила Элейн, как пчела, и гнала от двора ко двору. Толстухе необходимо было поделиться новостью, которая, переступая через новый порог, обрастала невероятными домыслами.

– Я слышала, что Анетта запекла в хлеб приворотное зелье. Она хотела приворожить рыцаря, но шуту дали корочку хлеба, чтобы проверить, не отравлен ли, вот шут и влюбился в кухарку!

Такую новость Элейн рассказывала своей тощей соседке. Та лишь недоверчиво хмыкнула – разве кухарка может приворожить рыцаря? Тогда бы все женились на прислуге. А так они ищут себе этих, как их там… Прекрасных Дам! Соседка взглянула на Элейн, но та лишь еще шире раскрыла глаза и зачастила:

– Да, да, милая соседка! Не всем же достаются такие красавцы, как твой Рик!

Тощая, ища подвоха, сощурилась. Но жена сапожника словно не замечала.

– Я слышала, что она хотела приворожить сэра Ланселота, но он боится, что его отправят на тот свет, и поэтому угостил хлебом королевского шута! И получилось, что уродец влюбился в Анетту!

– А почему этот Ланселот боится, что его отправят на тот свет? – с явным интересом спросила сварливая Мэри.

– Как! Ты не знаешь? Неужели твой муженек, напившись пива, не распевает песенку, которую сейчас поет весь Камелот? Или он умеет только драться? – голос толстухи стал сладким и заботливым.