Леонид Моргун - Резидент галактики

– Хозяин…

Он вздрогнул. Голос этот родился в нем самом и прозвучал в мозгу тихо и отчетливо.

– Хозяин, это я. Фльйаргар-078.

– Фля…

– Нет, после Л должно идти длительное смягчение, потом «йот»…

– Послушай, а нельзя ли назвать тебя как-нибудь попроще? – попросил он.

– Пожалуйста. Можете просто называть мой цифровой индекс.

Человек задумался. Пожалуй, индекс ему и в самом деле было проще представить, однако он никак не согласовывался с этим тихим, заботливым голосом из пустоты.

– А можно, я буду звать тебя просто… Ну, Фляр? Ты не обидишься?

– Как вам будет угодно, хозяин. Я нахожусь в полном вашем распоряжении. Мне поручено объяснить вам ваши способности и научить пользоваться ими. Это не так уж сложно, благо, в вас вживлена система транстипизации. Надо быть только очень осторожным.

Фляр был машиной. Умной, чуткой, доброжелательной, заботливой, но машиной. Или был заключен в машину за какие-то давние свои грехи, но не роптал, а честно и усердно работал. Уже сотни лет в его обязанности входил сбор, обработка и анализ информации о нашей планете. До последнего времени посильную помощь в этом ему оказывали крупные блюдцеобразные зонды, однако сейчас он избегал их посылать, довольствуясь тем, что поступало к нему на волнах электромагнитного излучения.

Неторопливо и методично он вылавливал и анализировал все радио- и телепередачи. Открытой книгой для него были коды посольств и армий, с одинаковой чуткостью его пеленгаторы улавливали радиопереговоры автоинспекторов на шоссе и пилотов сверхзвуковых истребителей. Вся сложнейшая система локаторов и электронный мозг были вмонтированы в одну из могучих гор на окраине кратере Коперника. И это составляло некоторое неудобство для общения. Днем связи не было, в новолуние передачи проходили плохо. Но в эту ночь связь была нормальной.

– Как вы понимаете, – говорил Фляр уже под утро, – мы не запрещаем вам приобретать любые жизненные блага. При желании вы можете напечатать себе какое угодно количество ваших денежных знаков.

– Благодарю. Это у нас считается преступлением.

– Не забывайте, что вы являетесь представителем не только вашей, но и нашей цивилизации.

– Ваши нравственные критерии дозволяют совершать преступления?

– Смотря что считать преступлением. Порою несовершение преступления является гораздо худшим преступлением. Взять хотя бы одного из ваших предшественников. У него не хватило духу взорвать в Лос-Аламосе бомбу вместе с создателями. И она взорвалась в Хиросиме.

– И он… И что вы с ним сделали?

– Ничего. Он сам прекратил свое существование. Ушел в Массив. Вам надо очень точно взвешивать свои поступки и во всем советоваться со мной. Не вздумайте вмешиваться в «большую политику», навязывать людям свой образ мышления, угрожать им. Галактика не одобряет прямого диктата.

– Что ты называешь Галактикой?

– Две цивилизации сверхзвездных, четыре – околозвездных, восемь – планетарных.

– Всего четырнадцать.

– Считая с вашей.

– Что ж… благодарю. Итак, что я должен буду делать?

– Привыкайте к себе. К новым способностям. Избегайте Массивов. Не сочетайтесь с Биопотенциалом, уклоняйтесь от прямого контакта с человеческим сознанием и не скатывайтесь в микростадию, тогда и малое станет Массивом. Поймите, ни мы, ни вы не всесильны. Мы будем очень сожалеть, если вы перестанете функционировать. Помните, транспереход требует очень большого количества энергии, так что учитесь регулировать ее запасы.

– Считать я умею.

– Порой на это отводятся наносекунды.

– Нано – это сколько?

– Это мало. Очень мало…

Долго-долго тянулся майский рабочий день в управлении завода «Реммехмашточбыт». В коридорах царило мерное гудение далеких станков и вентиляционных установок, порою вдали гулко ухал паровой молот. В широко распахнутые ворота завода поминутно въезжали и выезжали грузовики, автобусы и легковые машины, вздымая тучи пыли и заставляя морщиться и фыркать старичка-охранника, порою пробуждая его от вечной полудремы и заставляя поводить по сторонам подслеповатыми глазами.

Заводик этот, подчиненный Минразнопрому, охотно выполнял заказы иных министерств и ведомств, предприятий и организаций, а также отдельных граждан. Не брезговал он контактами с оборотистыми галантерейными цехами, клепал совочки для Минкоммунхоза, партии «фирменных» пуговиц и заклепок для ателье индпошива, безотказен был по части разовых заказов, всеяден в отношении сырья и оборотист в финансовых вопросах. Здесь вовсю работала нелегальная мастерская по изготовлению гробов, крестов и оградок для кладбищ. Тихой сапой исправно выполнял и перевыполнял никем не предусмотренные планы цех по изготовлению стальных дверей и оконных решеток, которые устанавливала своя же аккуратная и расторопная служба сервиса.

На многочисленных складах заводика, в его цехах и филиалах громоздились сталь и прокат, древесно-слоистый пластик и оргстекло, алюминиевые профили и искусственная кожа, термопластаппараты, полиэтилен, краска и бог знает что еще. Ибо завод этот выпускал абсолютно все, что требовалось его многочисленным заказчикам. От алюминиевых ложек до подносов с котятами, от пластиковых сумок до грошовых подстаканников, от брошек и пуговиц до цветочных и детских горшков.

Но гораздо большие дивиденды получали его хозяева от продажи получаемого сырья заинтересованным «родственным» предприятиям, оформляя это сырье как изготовленную продукцию, что позволяло не только греть руки, но и ходить в передовиках. Короче, для умных людей это место было золотым дном, а глупые там попросту не приживались.

Поразительно, до чего слабое создание человек! Да, конечно, он венец творения, царь природы, он мера всех вещей, и прекрасен он, и звучит гордо. Но от той же самой природы, он унаследовал мощный инстинкт продолжения вида, тесно переплетенный с инстинктом самосохранения. И, продолжая вид свой, должен он обувать и одевать его, сытно и сладко кормить, растить, учить, лечить, вывозить на отдых, на что требовались средства, превышающие зарплату родителя. И если не мог он найти легального способа ее повышения, то… Инстинкт самосохранения вопил: «Остановись! Попадешься же!..» И он робел и отдергивал искушающую его длань. Но время шло, и мало кто попадался. И инстинкт продолжения вида демонстрировал ему подприлавочные богатства и окружающих, которые благоденствовали, втихомолку нарушая законы, да и жене хотелось, чтобы «все было, как у людей».

И некогда честный труженик исправно выплачивал своему начальству ежемесячную дань в размере четвертной. За это ему платили приличную зарплату, он «входил в долю» или просто получал возможность «левачить» в рабочее время.