Евгения Озерова - Совершенная технология

– Да так… Ничего… – ответила она, решив не тревожить его.

– Ты думаешь, я ничего не заметил? – с усмешкой спросил он. – Я же помню, как вы работали, когда в Иране землетрясение предотвращали… И потом ещё, когда в Индонезии цунами должно было случиться…

– Ты понимаешь… – Шуша хотела объяснить ему про режим секретности, но сокровище не дал ей сказать.

– Да и, знаешь, трудно как-то не понять, когда два таких звонка за день!

Шуша насторожилась. Грудь сокровища сразу почему-то показалась очень жёсткой.

– Что за звонки?

– Один – из «Интерфакса» корреспондент, не представился, просил тебя. А второй – журналистка из «АиФ», имя не запомнил, эльфийка какая-то. Спрашивала, правда ли, что бюро переведено на режим чрезвычайного положения.

Шуша закрыла глаза. Вот и всё. Кризис уже, можно сказать, наступил. Не важно, что на самом деле до него осталось ещё три дня: газеты и агентства раструбят о происходящем всего через несколько часов, если уже не раструбили.

– Что ты им сказал? – спросила она.

– Ну, знаешь, я не маленький. Сказал, что понятия не имею, о чём это она, а ты ушла в гости и будешь поздно вечером.

– А тому, первому?

Сокровище лежа попытался изобразить пожатие плечами.

– Да то же самое! – несколько раздражённый её подозрениями, сказал он.

– Спасибо! – ответила Шуша, повернулась поцеловать его и задумалась.

В том, что звонили не на работу, а домой, не было ничего необычного. Служебные телефоны сотрудников бюро засекречены, всем известен был только номер «горячей линии». Найти же домашний номер проблем не составляло: достаточно заглянуть в любую базу данных москвичей. В принципе, в прошлом, когда ликвидировали Индонезийское цунами и землетрясение в Иране, которые грозили десятками, если не сотнями тысяч жертв, Шуше тоже названивали домой. Но по обеим этим операциям был проведен грамотный пиар, начиная от организованной утечки в прессу и заканчивая публикацией после так и не состоявшихся стихийных бедствий наиболее вероятного количества жертв по городам и странам: руководители бюро совместно решили, что необходимо поддерживать имидж на должном уровне. Но теперь-то, когда мир стоял перед лицом совершенно неизвестной опасности, неужели кто-то осмелился нарушить режим секретности? Впрочем, возможно, достаточно кому-то из рядовых сотрудников бюро иметь родственника или знакомого среди журналистов, чтобы те обратили внимание на аврал…

– Так что у вас там? – гладя Шушу по плечу, спросил сокровище.

Она вздохнула, помолчав.

– Ну, не хочешь – не надо. Только зря ты так. Знаешь же: сам никому не скажу, а тебя поддержу в любом случае.

– Ладно, – решилась Шуша, освободилась из его объятий и села на кровати: почему-то так рассказывать было легче.

Сначала он слушал лёжа, потом потянулся, встал и сел в компьютерное кресло напротив неё. По мере рассказа он всё больше хмурился.

– Так… Я понял, – сказал сокровище серьёзно, когда Шуша закончила. – Только, знаешь, что я тебе скажу?

Шуша вопросительно подняла брови.

– Послушай меня, как врача, пожалуйста. Вас всех волнует сейчас не только и не столько сам кризис, это точно. Вы привыкли ощущать мир с детства, всегда, каким бы там непонятным способом вы это ни делали. Это как часть вашего тела: ампутировать, удалить это чувство, – и вы ощущаете беспомощность и унижение. И в данном случае вас беспокоит именно это. Думаю, для вас всех знать о самом кризисе и не понимать, что это, где это и как произойдёт, – что-то вроде фантомной боли. Знаешь ведь, что это такое?

Шуша кивнула, улыбнувшись: сокровище очень точно описал её состояние.

– Когда ты… Когда вы все, геоманты, перестанете изводить себя этой фантомной болью и метаться, пытаясь понять причины и суть кризиса, вы сможете сосредоточиться и что-нибудь придумаете, понимаешь? Может, разглядите его за общим информационным мусором, может, просто примете все меры, которые только придумаете, чтобы максимально обезопасить мир от него… Не знаю, в общем. Но что работать будет легче – это точно!

Он посмотрел на часы и подскочил:

– Ух, всё, ещё пара минут – и опоздаю! – он кинулся одеваться. – Где мои джинсы?

Шуша, улыбаясь, показала на кресло.

– Вечно надо их куда-нибудь сунуть! Сейчас, в общем, позвонишь начальству, узнаешь, что там с корреспондентами. Наверняка всё нормально, не волнуйся, не кричат ещё на весь мир! А сама… Полно в аптечке успокоительного, возьми что-нибудь эльфийское, они полегче. И спать. А завтра утром – ацелас пососи, как общеукрепляющее подойдёт. Тьфу, чёрт!

Он раздражённо метнулся, подхватывая расстегнувшиеся часы на лету, и выскочил за дверь. Шуша встала, собираясь прибрать разбросанную одежду.

– Ах да! – сокровище, уже полностью одетый, снова сунул голову в приоткрытую дверь. – Эсэмэсни там это всё друзьям своим региональным! Пока!

Дверь хлопнула, из-за неё донёсся голос сокровища: «Пока, мам! Пока, дядь Серёж!» – потом хлопнула уже дверь входная…

Шуша подошла к телефону и набрала номер Гришнака Углуковича.

– Значит так, – сказал он мрачно, едва Шуша поздоровалась. – Тут полно журналюг поганых перед входами. Кидаются на всех, кто входит или выходит. Завтра придёшь – иди через четвёртый корпус, про него они так и не прознали пока. Бери с собой вещи и всё необходимое: переходим на казарменное положение. Во избежание утечки, так сказать.

Статуе Ганди не везло хронически: на этот раз на коленях, плечах и даже голове Махатмы восседала не лёгкая чирикающая стая, а множество телевизионщиков, некоторые очень даже в теле. Завхоз давно уже плюнул, матерясь, сгонять с только недавно сиявшей, начищенной дворниками скульптуры, новых непрошеных гостей. Те сидели довольные и то и дело наводили камеры на любого сотрудника бюро, которому вздумалось подойти изнутри к широким окнам здания.

Двор был напрочь перегорожен огромными фурами передвижных вещательных телерадиостанций и микроавтобусами со спутниковыми антеннами на крыше. Журналисты, которых так и не пустили в само бюро, поочередно выходили в эфир, освещая двор своими осветительными приборами, и тут же, в небольшой палатке, подкреплялись и писали тексты на ноутбуках. И чудовищно сорили. Две жалких урны перед входом, всегда стоявшие там, давно были погребены под горами мусора, и теперь бумажные стаканчики из-под чая и кофе и пустые пакеты кидались разгульным ветром прямо под ноги. Дворники с безобразием не справлялись давно, попытки прибраться хотя бы ночью успехом не увенчивались: журналисты попросту гнали их, поскольку эфиры были круглосуточными, а телевизионщики боялись, что фигуры с метлами и вёдрами испортят кадр.