Клэр Норт - Прикосновение

– Санта-Роза .

– Я не знаю, что это.

– Санта-Роза . Милли Вра. Александра.

– О чем ты говоришь? Что все это значит?

Он снова попытался дернуться, но заметил, как сурово я поджала губы, и решил сдаться, пока недопонимание не зашло слишком далеко.

– Он убивает, потому что ему это нравится, – прошептал он. – Убивает, потому что может убивать.

– Кто? Галилео?

Он не ответил, но и не пытался ничего отрицать. Я прижала локоть к его трахее так, что у него глаза полезли из орбит.

– Я не профессиональный убийца, – прохрипела я. – Все, к чему я стремлюсь, это остаться в живых.

Он хотел продолжать говорить, но его язык не шевелился, и у меня появилось немного времени на раздумья. Это лицо, которое уже столько раз смотрело на меня из зеркала, теперь исказил чей-то чужой страх. Но это было лицо того, кто убил Жозефину Цебулу.

Его щеки, распухшие и покрасневшие, на глазах приобретали пурпурный с синевой оттенок. Издав подобие рыка, я чуть ослабила давление, позволив ему вдохнуть поглубже, и от усилия у него даже задрожала голова.

– На кого ты работаешь? – снова спросила я, вонзив пальцы в собственные запястья, скрытые сейчас плотными и вонючими перчатками. – Кто придет за мной?

Он лежал, пытаясь отдышаться, и молчал.

– Они ведь убьют и тебя тоже. Если они подобны тебе, то придут за мной, а заодно прикончат и тебя.

– Знаю, – ответил он. – Я это знаю .

Знает, но ему все равно. А я уже забыла, когда в последний раз сама хотела умереть.

– Почему ты убил Жозефину?

– Я выполнял приказ.

– Потому что она была убийцей?

– Да.

– Потому что убила тех людей в Германии? Доктора Улька, Магду Мюллер. Из-за них?

– Да.

Я сгребла его за ворот рубашки и приблизила его лицо почти вплотную к своему.

– Но ведь все это ложь, – прошипела я. – Я провела большую работу, изучила ее биографию до мельчайших подробностей, прежде чем сделала предложение. Твои люди лгут . Она никого не убивала. Совершенно безвинный человек! И эту лживую мразь ты так упорно защищаешь. Чего они добиваются?

Я ощущала его дыхание на своем лице. От него пахло дешевой зубной пастой. Когда это лицо было моим, я как-то не обращала на такие мелочи внимания. Потом я отпустила его ворот, и его затылок снова ударился о камни мостовой. Он лежал подо мной, опять почти не дыша.

– А чего хотите вы, мистер Койл? – спросила я, снова крепко взявшись пальцами за его горло. – Забудем о тех, кто вас послал, кто лгал вам. Чего хотите вы сами ? – Он не отвечал. – Что ты сделаешь, если я освобожу тебя? – Задавая этот вопрос, я избегала смотреть на него.

– Пущу тебе пулю в голову, не дав дотронуться больше ни до единой живой души.

– Так я и думала, – кивнула я. Потом добавила: – Мне известно про Элис.

Едва заметная реакция. У него лишь чуть дрогнула мышца у глаза, мелко дернулся подбородок, но более явной реакции мне и не требовалось.

– Я навестила Гюблера. Он узнал меня. То есть тебя. Сказал, что ты показался ему хорошим человеком, который почти полностью понял его. Рассказал о вашем с Элис визите. Запомни: когда участвуешь в секретной операции, никогда не оставляй в книге регистрации посетителей номера своей машины.

Теперь его дыхание заметно участилось.

– Ты все равно не найдешь ее.

– Конечно найду, – пообещала я. – А если не найду, она сама разыщет тебя. Видишь, сколько преимуществ дает мне обладание твоим лицом? Быть может, Элис даже расскажет мне правду о том, почему умерла Жозефина.

Я отпустила Койла, перевалившись на камни рядом. Он продолжал лежать на спине со скованными руками, глядя вверх на падающие капли начавшегося дождя.

– Я… я только исполнял приказ.

– Поняла, – вздохнула в ответ я. – Ты простой рядовой солдат.

Он открыл рот, чтобы заговорить. Но я уже схватилась за его руку. Едва ли он мог сообщить мне что-то интересное.

Теплоход до Вены.

Серебряные воды Дуная местами так широки, что его можно принять за море, у которого видны оба берега. Путешественники пересекают границу Словакии и Австрии, почти не замечая этого. Паспорта бегло проверяет при посадке билетный контролер. Вдоль берега видны хижины-времянки, давно покинутые рыбаками. Вода стоит высоко, и окна некоторых из них заливает вода. Это не река для богатых яхт, это река-труженица, создающая по обоим берегам плодоносные слои богатой илом почвы. Она питает водой многочисленные фабрики, а позади заливных лугов лежат маленькие городки с длинными названиями, в которых никто не пытается особенно сближаться со своими соседями. Больше всего австрийцы ценят приватность уединения, и города вдоль реки застыли в ожидании перемен, которые никогда здесь не наступят.

Зря я ударила Койла. Теперь у меня лицо покраснело и побаливает, а скоро под глазом окончательно расплывется огромный синяк.

Я уже нахожусь в Шенгенской зоне и могу временно считать проблему паспортов неактуальной. У меня хороший разговорный немецкий, и уж если исчезать из чужого поля зрения, то именно сейчас. Новое тело, новое имя, новая жизнь. Нужна лишь плотная толпа на выходе из собора или на рыночной площади, где я смогла бы сменить тела десять или пятнадцать раз, за чем не успеют уследить самые опытные соглядатаи, пусть их даже будет много. Я глотаю яд, и, пока отрава не начала действовать, переключаюсь, предоставляя Койла его вполне заслуженной судьбе. А я войду в другую жизнь, более интересную и яркую, чем прежняя. Каждая следующая жизнь неизменно кажется особенно многообещающей.

Но Жозефина Цебула умерла на станции «Таксим».

Потому я не сбегу.

По крайней мере, не сегодня.

Теплоход пристает сразу за мостом Шведенбрюке. На западном берегу старой Вены, туристической Вены, города шпилей, дворцов, Sachertorte [6] Торт «Захер» – классический венский шоколадный десерт, изобретенный кондитером Захером в 1832 году. и концертов из произведений Моцарта – все по десять центов. На восточном берегу старинные прямоугольники окон исчезают, уступая место белому бетону и металлу жилых кварталов послевоенной Европы. Я направляюсь на запад, в старый город мимо матрон, чьи безукоризненные зады обтягивают узкие юбки – они выгуливают по вылизанным улицам собак в подгузниках. Мимо важных джентльменов с черными портфелями из лакированной кожи. Мимо иммигрантов, торгующих пиратскими дисками с фильмами прямо из лежащих на асфальте открытых рюкзаков, а их постоянно прогоняют полицейские в синих мундирах и фуражках. И эти полицейские отлично знают, что пьянство и наркомания превращаются в проблему, только когда бросаются в глаза бургомистру и его чиновникам. Я прохожу мимо фигур ангелов, которые с печалью смотрят, как их город оскверняют своим присутствием тысячные толпы неотесанных провинциалов-чужестранцев, мимо монументов императорам на боевых конях, императрицам, прославившимся своими добрыми делами, и генералам, павшим в боях с турками или при подавлении внутренних мятежей. Я миную художественную галерею, где проходит выставка под заманчивым названием: «Основные цвета: возрождение постмодернизма». На рекламных плакатах организаторы объясняют, что внутри вы обнаружите полотна, целиком написанные в одном цвете – красном, синем, зеленом, а для более радикально настроенных ценителей живописи – даже в желтом. Причем на последнем шедевре в нижнем углу поставлена белая точка, мистическим образом притягивающая к себе всеобщее внимание. Картина под названием «Любовная аневризма» выполнена в пастозно-пурпурных тонах с узкой голубой полоской, которую можно различить, только если прищуриться. Два абсолютно черных холста справедливо наименованы «Без названия».