Александр Колупаев - Зеркало судьбы

– Так, пиши, – журналист Филькин, торжествуя, разложил свои карты на столе: десятка, восьмерка и валет. «Блин, двадцать!» подсчитал очки Мячиков.

– Ну и что, что у нас всего один роддом? Пусть он будет № 3, у читателя сложится мнение, что с роддомами у нас в городе полный порядок! – поучал стажерку более опытный мэтр журналистики.

– Да, да благополучно родила, – бубнил он в трубку, сколько родила? Сколько?– поторопил он фотокора кивая на неоткрытую карту.

Мячиков, с замиранием сердца перевернул глянцевую картонку. Дама!

– Очко! Двадцать одно! Блин фартит тебе сегодня, – позавидовал он везению фотокора.

– Да, да, так и пишите! – снова забубнил он в трубку, – ну и что? Пусть знают, что у нас в Клюевске тоже рожать могут, не только эт самое, одним этим самым процессом заниматься! Все, все, не тяните, давайте в набор! – и бросил трубку раздраженный очередным проигрышем сторублевки.

– Давайте, разгребайте сами свой очередной ляп!– шеф оторвался от начальственного кресла и отправился ликвидировать последствия открытия сауны.

– Пишите, Людочка, – развернулся Филькин к стажерке, – Пишите…..

– Что писать, Геннадий Куприянович? – с готовностью распахнула блокнот Людочка.

– Опровержение, опровержение будем писать Людмила! – посуровел Филькин.

– Во вчерашнем номере газеты, была допущена ошибка….

– Досадная ошибка! – поддакнул фотокор Мячиков.

– Да, да! Досадная ошибка! Ну и так далее, что вас там не учили, как писать опровержения?

– Учили, только я не знаю, сколько родила, писать… потупилась Людочка.

– Пишите, как все нормальные люди рожают – один, два…

«Один два» – строчила в блокноте стажерка, забыв поставить запятую между цифрами.

Во дворе дома № 17 по улице имени летчицы Гризодубовой, рано утром следующего дня , дворник Митрич, привычно развернул свежий номер городской газеты «Полесск – Клюевското вестника».

Дом висельника.

После смерти Николая Ивановича остался дом. Так себе постройка, не особо-то и баская: две комнаты, да рубленая, бревенчатая пристройка из двух комнат. Зато усадьба – обзавидоваться! Огород полого спускался к речке, а точнее к основательно заросшей тополиной роще. По весне, в пойме речки буйствовали соловьи, да в заполненном осокой болотце, квакали лягушки. Все это природное любование досталось племяннику Николая Ивановича – Сергею. А по нашенски, по науличному, Серёге.

Серёга обретался в городе и даже на похороны своего щедрого дядюшки умудрился опоздать. Припылил на старенькой «Жиге» как раз когда опустили в могилу гроб. Нет, вынимать из-за него, мы не стали – примета плохая, а закапывать повременили. Подождали, пока Серёга тёр кулаком сухие глаза, изображая горе и печаль по ушедшему дядюшке, а потом взялись за лопаты.

Серёга проникся к нам по поводу ушедшего в мир иной родственника и выставил литр водки. Это копать могилу, да обряжать покойника в последний путь, никого не дозовешься, а вот водку пить, так все набежали. Вот и завалилась вся наша шумная компания в наследуемый дядюшкин дом. А там, пошло – поехало! Короче: в нашей компании как – одной бутылки мало, две – много, а вот три – в самый раз!

Уехал Серёга из села на третий день. А мы остались. И остались вроде как за негласных хозяев дома. Ясное дело – ключи от замка, мы где-то потеряли и заходили в дом по простому – вынимали пробой из косяка и все дела…. Со временем, хозяев становилось больше, кто-то проговаривался знакомым, кто-то приводил подружку. Ну не целоваться же в холодный вечер на улице. Так и служил верой и правдой нашей компании домик у реки. Служил до самого августа. А в августе случилось это. Жуть, если рассказать во всех подробностях! Попробую, но учтите – буду беречь ваши нервы, да и свои напрягаются, как вспомню!

Не знаю, кто проболтался Антону про наше пристанище, только повадился он бывать в нашем доме. У нас как – пришел, видишь, пробой вынут и дверь на крючке – уходи, кто-то с подругой уединился, а не на крючке, так компашка гуляет – смело заходи!

А вот Антон, он терпеливо ждал и заходил в освободившийся дом даже поздней ночью. Природнился к нему, одним словом. Да и пусть его, не сильно и жалко! Только вот подружке парень что-то разонравился, ну – бывает! Так ты либо добивайся её, либо найди другую, делов – то!

А Антошка, пригорюнился, призадумался – да и опечалился…. Да так сильно, что взял верёвку, зашел в наш дом и повесился на крючке, на котором прежние хозяева люльку с ребенком подвешивали. И провисел он так ночь, целый день и даже вечер…. А ближе к ночи, ну надо же, как раз такому случится! Заводила наш и можно даже сказать – наш атаман Колька, застолбил домик на целую ночь! К Светке городская подружка приехала, так вот он на неё и запал…. Своих блин девок ему не хватает!

Ну не об этом я, не об этом….

Колька значит, лапшу на уши этой городской вешает, ля, ля, три рубля и все такое. Сам пробой, тихонечко, раз и в дом. Ясное дело – шторы по такому случаю, наглухо, да и окна затемнены газетами, лучик света наружу не вырвется. Входят они в первую комнату, там кроме стола и пары колченогих табуреток нет ничего, а вот во второй – диванчик уютный и столик журнальный, кресло опять же и телевизор с видиком, добра этого у нас, в селе, стало навалом. Так вот Колян, эффектно так занавесочку на дверном проёме откинул, собой проход закрыл и щёлк выключателем! И ещё при этом галантно так в сторонку отошел лицом к ней развернулся. Джентльмен, одним словом! Смотрит, а у городской фифочки глаза по чайному блюдцу стали и завизжала она, так что Коляну показалась, что наступил он на хвост коту. Разворачивается, а там….

Короче – висит Антон, глаза выпучены, язык вывалился, лицо синее, да ещё и, пардон, обмочился…. Тут даже у Кольки нервишки сдали. Схватил он за руку свою городскую дамочку, и рванули они прочь со скоростью соседского пса, которого наградили нехилым пинком. Хватило ума у него в милицию заявить об увиденном. Да, забыл, они теперь полицией называются! Дед мой, юморист старый, прикалывается: «Менты, – говорит, – так мы их называли, а теперь – понты, что – ли?!» и ещё – напряг свой старый маразматический мозг: «Вот мы, выросли в аккурат после окончания второй мировой, так у нас считалка была – айн, цвай – полицай».

Полицаи, на всякий случай, закрыли Кольку в обезьяннике, подружку его усадили в коридорчике на стуле и поехали в дом у речки. Вынули Антоху из петли, замеряли чего – то там, запротоколировали – зафотографировали место его смерти, да и прибыли назад.

У дамочки истерика, ей не разрешают папа с мамой гулять позднее двенадцати, Колян её утешает, мол, я придумал хорошую отмазку: «Гуляли, никого не трогали, видим – бегут двое из дома и вопят, мы туда, а там…. Короче – мы герои, не побоялись и сообщили в полицию!» Не знаю, что потом сказали ей её родители, на на Коляна она смотрела как пионеры на Мересьева!