Шимун Врочек - Метро 2035: Питер. Война

– Кто меня… хмм, – он помедлил. – Кто меня рекомендовал?

– Константин Болотько.

– Кто это?

Директор улыбнулся.

– Думаю, вам он больше известен как… Хунта.

Из кабинета Макс вышел в задумчивости. Не то, чтобы его вдруг начали радовать местные порядки… Но после разговора с Директором многое встало на свои места. Странные на первый взгляд правила складывались в единую систему, которую было бы неплохо изучить. Задумчивого Макса отловил «нянечка» и вручил тачку – видимо, чтобы тот зря не переводил мысленную энергию. Макс очнулся, только когда катил тачку обратно – груженную выработанной породой. Ладони гудели.

– Что с тобой, брат? – спросил Убер. Макс коротко пересказал разговор с Директором – опустив некоторые подробности. Скинхед хмыкнул.

– Директор сумасшедшего дома, – с каким-то даже удивлением произнес он. – Да уж… Не хотел бы я под такой вывеской полежать.

– А под какой бы хотел?

Уберфюрер почесал лоб.

– Даже не знаю. Может, «Здесь покоится свободный человек»? Или: «Он сбросил диктатора и мерзавца»! Как тебе?

– Разговорчики! – заорал один из «нянечек». Пошел к ним, сжимая в кулаке дубинку…

Убер подмигнул Максу и покатил тачку дальше.

Больше всего это напоминало китайскую лапшу, сильно разваренную, залитую красноватым соусом с привкусом рыбных консервов. Но воспитуемым было все равно, лишь бы горячее. Стук ложек – настойчивый, торопливый – слышно, наверное, даже на Московской.

Несмотря на сомнительный вкус варева, Макс съел все – но сытости не почувствовал. Даже близко не. Облизать миску, что ли? Он задумался. Да как-то не комильфо.

Другие, впрочем, были не столь щепетильны – миски вылизывались вовсю. Макс огляделся.

Мужик с поджарым лицом, словно высушенным радиоактивным излучением, в сердцах отодвинул пустую миску. Бросил ложку. Звяк!

– Порции все меньше, – сказал он. – Не, ну… – он задумался, как выразить свое возмущение.

– Ну, не звездец ли? – подсказал Убер.

Мужик недоверчиво уставился на скинхеда – издевается? Потом решил, что формулировка точная.

– Истинный звездец! Экономят, уроды, – сказал он решительно. – На нас экономят! В Москве уж точно не так.

Скинхед ослепительно улыбнулся.

– Это да, – согласился он. – И даже тоннели у нас у́же, чем московские! Мне один из метростроя рассказывал, что в Москве тоннели шесть метров в диаметре, а у нас пять с половиной. Опять сэкономили, сволочи, – пожаловался Уберфюрер непонятно кому. – Представляешь, брат?

За столом уже откровенно ржали.

– Ты смотри, – с тоской сказал тот же поджарый мужик. – Куда податься человеку? Где найти хорошее место?

Скинхед улыбнулся. Двух передних зубов не хватало – что придавало бандитской физиономии Убера особое обаяние.

– На Зурбаган, – сказал он.

– Так это же сказка… – протянул поджарый разочарованно.

– Ну и что? Лучше хреновая сказка, чем дерьмовое здесь. Я вообще люблю сказки. Если бы в этом мире не было сказок, в нем бы давно уже ничего приличного не осталось. Вот Киплинг, уж на что был солдат и джентльмен, а сам писал сказки. Отличные. Коммунизм – тоже сказка. Ну и что? Все равно он когда-нибудь наступит. И будет счастье.

– Прям уже наступил, – сказали из толпы с сарказмом. – Одни коммунисты вокруг, а ни одного счастья лишнего.

– Это верно, – кивнул Убер. – Этого они не учли. А где лучше?

Народ вокруг зашумел, загомонил – тема «где в метро жить хорошо» никогда не надоедала. Здесь каждый мог вставить свое слово.

– Вот бы на Восстании… там, говорят, неплохо.

– На Восстании уже была война, им только тебя не хватало, придурок.

– Заткни пасть!

– Да пошел ты.

– А Кировский? – спросил кто-то. – Там как?

– Кировский завод, что ли? Знаю, – махнул рукой Уберфюрер. – Я там бывал. Еле живым выбрался. Нет там ходу нашей братии, забей, братишка. Гопота одна собралась. Ни закону, ни порядка. Как они друг друга еще не перебили, не знаю. Самый проблемный район был в Питере, еще даже когда ничего не началось…

Макс представил вереницу людей, стоящих на коленях. Выстрел, выстрел, выстрел. Бах, бах, бах! Кировцы падают один за другим. Следующий громила валится лицом вперед (хотя лица у него больше нет), на мощной шее – синяя татуировка «летучая мышь». Макс видит: рукав коричневой кожаной куртки, в руке – пистолет. Банг!

Вспышка.

Кувыркаясь, медленно летит гильза. Падает на гранитный пол, отскакивает со звоном… катится…

– Они, прикинь, нас вообще за людей не считали, – продолжал Убер. – Мы, кричат, за дружбу народов! И давай нас мочить. Какой-то вор в законе у них главный. Но я думаю, это все фуфло – насчет «в законе». Явно какой-то отморозок. Вообще, кировская братва, говорят, совсем страх потеряла…

– В каком смысле? – Макс поднял голову.

– На Нарвскую лезут вовсю. Как тараканы. Но там у них тоже крутой перец есть, Лётчиком зовут. Правильный мужик, я слышал… Хотя и отморозок, конечно.

– Этой ночью? – Уберфюрер почти не разжимал губ. Он остановился, сделав вид, что колесо тачки попало в выбоину.

Макс кивнул.

– А то задержались бы, – предложил Убер, выворачивая рукоятку, чтобы колесо выехало из ямы. – Я бы тут профсоюз сколотил. Или боевую ячейку.

– Сколоти гроб, – посоветовал Макс. Мотнул головой. – Вон для того придурка.

Там стоял фланелевый тип, что руководил их «воспитанием». Скобля.

Убер улыбнулся. К ним уже шел «нянечка» Хунта – судя по всему, заготовив пару ласковых. Скинхед толкнул тачку, мимикой лица показал злобному амбалу: все, все, уезжаю. Работаю в поте лица. Задницу, простите, рву.

Макс сжал, разжал ладони, разгоняя кровь. Поудобнее взялся за рукоятки тачки и покатил…

Сегодня.

Уберфюрер на ходу запел – негромко, высоким, но очень приличным голосом:

Докатил тачку до ряда тележек, аккуратно поставил и бегом вернулся в строй. Прямо идеальный заключенный. Воспитатель милостиво кивнул.

Скинхед выпрямился.

– Трудновоспитуемый Убер прибыл! – доложился он. «Нянечка» посмотрел на него налитыми кровью глазами. Хунта не доверял Уберу, особым надзирательским чутьем выделяя его как потенциального бунтовщика. Но скинхед вел себя с утра как шелковый, поэтому «нянечке» не за что было уцепиться. Хитрец.

– Перекур десять минут! – объявил воспитатель.

Трудновоспитуемые расселись вокруг железной бочки с песком. Настоящего табака ни у кого не было, даже «нянечки» курили какую-то траву, выращенную в дальних тоннелях. И ее же сбывали воспитанникам.