Дмитрий Троцкий - Арк

– Я не сомневался в тебе, Арк.

А затем – новая вспышка, и все исчезло.

Москва, 1937 год

Восемь лет назад, когда они только познакомились, у него была смазливая внешность киноактера, ему нравилось красиво одеваться, иметь хороший заграничный парфюм, стильную прическу.

Но с тех пор он превзошел мастерством любую звезду экрана, превратившись в человека без лица. Дело было не только в гриме, который искусно наносил.

В первую очередь придумывал для нового образа легенду, до мельчайших деталей прорабатывая и репетируя все: как человек просыпается, как ест, как ходит, даже как поправляет на голове волосы или чистит зубы.

Без преувеличения, он стал королем лицедеев.

А недавно поднял планку еще выше: ухватить самые мелочи во время первого допроса арестованного и, с ходу набросав грим, принять чужую личину. Случались и провалы, но редко.

С начала операции по Тухачевскому принял облик безликого следователя. Про себя называл это амплуа «Скучный». Когда приходилось подолгу сидеть на Лубянке, именно с такой маской появлялся в своем кабинете.

Пегие, чуть растрепанные волосы под фуражкой, слегка одутловатое лицо, будто бы после небольшой попойки, глаза, спрятанные за круглыми очками, хоть зрение и было идеальным. Китель же майора государственной безопасности отводил лишние взгляды – пялиться на такого себе дороже.

Но сейчас ему не было нужды притворяться. Он пришел к самому близкому другу.

– Садись, я же вижу, как ты устал. Вот так, расслабь здесь, сделаю массаж. – Маленькие жилистые ручки наркомвнудела расстегнули китель и сжали плечи Еремеева. – Рассказывай давай.

– Как ты и сказал, маршал сломался на дочери. Единственное что – пошел в несознанку. Мол, подпишу все, что хотите, но заговора не было, и, если вам нужен на суде спектакль, где все будут признаваться в одном и том же, пишите сценарий. На всякий случай я взял у него подписей под бланками допросов впрок, чтобы можно было вписать что угодно. – Обернувшись за спину, Еремеев спросил: – Или я поступил неверно?

Ежов снял руки с его плеч, задумчиво почесал гладко выбритый подбородок, затем, хмыкнув, подошел к столу и налил себе из графина стакан водки.

– Может получиться интересная комбинация, мой мальчик.

– Вот и я так подумал. Хозяин давно готовился к этому, а тут ему на блюдечке принесут голову любого, главное, понять, куда дует кремлевский ветер.

Ежов залпом выпил и, занюхав рукавом, выдохнул:

– Сейчас ветра нет, паруса спущены. Есть у нас, знаешь ли, люди, которые сидят повыше Кобы и как хотят помыкают им. Но тебе не стоит об этом думать. Кстати, пока не забыл, из той же инстанции пришла строжайшая директива: девчонка Тухачевского должна остаться в живых.

Еремеев неподдельно удивился:

– И что мне с ней делать прикажешь?

– Что хочешь, но отвечать будешь головой, понял? Умереть она может только своей смертью и только от старости. Как хочешь, так и понимай, не нашего это с тобой ума дело, мой мальчик. Там, – он показал пальцем на выбеленный потолок, – из своего загробного ЦК тоже получают указания и выполняют их, заметь, без рассуждений. Ну да ладно.

Он хлопнул в ладоши и потер ими, осклабившись:

– С Тухачевским мы разобрались. Дальше уже без нас тур вальса спляшут. На очереди – летун паршивый. Как там идут дела с подготовкой к операции? Не просрешь опять все дело, как давеча?

Майор хмуро, исподлобья заметил:

– Я, Коля, ничего не просирал. Стечение обстоятельств. Кто знал, что он на тот остров в такую погоду самолет посадит?

Ежов подошел и потрепал его по щеке, наклонившись:

– Ну-ну, не дуйся, дурашка, щечки лопнут на меня дуться. Лучше скажи, что там по срокам выходит? Очень уж он мне под ногами мешается.

«Не у тебя под ногами, а между ног твоей жены-шлюхи», – подумал про себя Еремеев, но вслух сказал:

– Ближайшие года полтора не стоит лезть. И так засветились. К тому же Хозяин благоволит летуну и, уж простите, два и два сложить сумеет. Сразу станет ясно, что, кроме тебя, это никому не выгодно.

Сверкнув глазами на друга и слегка покраснев, наркомвнудел лишь снова плеснул себе водки и кивнул, чтобы тот продолжал.

– Я предлагаю обходную операцию. Больше победных реляций, пусть вождь вознесет его в своих глазах и отведет взор от нас. А там Валерьян за нас все сделает сам, уверяю: в его стиле вмиг свалиться в пике. Главное будет – не упустить момент.

Вологда, 1942 год

Где-то сквозь туман раздавались незнакомые голоса:

– Как он вообще жив остался? Весь обмороженный…

– Ужас, а худой – как скелет…

Аркаша почувствовал, что его пытаются раздеть. Видимо, это не получалось.

– Примерзло, черт, неси ножницы.

Он попытался открыть глаза. Сплошной туман.

Было и не тепло, и не холодно.

Было никак.

– Доктор, он приходит в себя.

– Где я? – прошептал он пересохшими губами.

– Не волнуйся, милый, все хорошо, ты в больнице, лежи спокойно.

Где-то на периферии зрения мальчик успел увидеть, как срезают заледеневшее окровавленное белье, как стаскивают носки: вместе с кожей, ногтями. А боли все не было.

Потом Аркаша вдруг услышал шумное дыхание большой собаки, вспомнил вокзал и, наконец, опять потерял сознание.

Давно работая в органах госбезопасности, она впервые видела подобного человека. Нет, тех же китайцев, японцев, вообще азиатов перевидала на своем веку. Тут был особый случай.

Мало того что из центра поступил приказ «альфа-прим». Впервые за весь срок службы. Это как минимум нарком приехать должен. Вдруг заявился какой-то узкоглазый, в маскхалате и старом френче.

Но приказы не обсуждают.

Последние пару лет, исполняя обязанности главврача местной больницы, она привыкла к шаблонным контрразведчикам, приезжавшим сюда для выполнения заданий. Этот был иной породы.

За ним чувствовалась сила. Не та, от которой женщины готовы, бросив даже детей, бежать следом сломя голову, а мужчины выполнить любой приказ, нет.

Это была сила горной лавины, несущейся на тебя, когда стоишь и понимаешь – ничего ты, жалкая букашка, сделать не сможешь.

И еще – он никогда не смотрел в глаза.

Только сквозь тебя.

Когда пожал ей впервые руку, она вздрогнула – будто током ударило.

– Светлана Сергеевна, нам предстоит серьезная работа.

Кнопмус мыл руки в старой, ржавой раковине.

– Ну что скажете, доктор?

– На удивление крепкий парень, жить будет. Назначение я выписал.

– Вы слыхали? Вагон, в котором их привезли… когда до них дошла очередь, то там все уже были мертвы. В Жихареве просто забыли положить дрова, чья-то халатность. И вот налицо почти тридцать погибших людей.

– Да, ужасно, ужасно… – вздохнул Кнопмус, – но, к сожалению, за последнее время подобные истории стали обыденностью.