Людмила Белаш - Дозор навсегда. Лучшая фантастика 2018 (сборник)

– Нет! – сказал я твердо.

– Вы поступаете очень правильно, и вы весьма неглупы, – улыбнулся Харви и снова выпустил облако тошнотворной корицы. – Именно так вы и должны были ответить мне при личной встрече в таком публичном месте. Вы мне правда очень, очень понравились, Марти! – широко улыбнулся он. – Если бы я был геем, я бы в вас влюбился!

Я молча развернулся и пошел искать дорогу в паб, где ждала Синтия. Искал, видимо, дольше, чем он, – велосипеда у входа уже не было.

– Этот твой врач! Это не врач, это… – зашипел я на нее с порога.

– Я знаю. – Синтия улыбнулась и мягко взяла меня за рукав. – Обсудим все дома.

За пять лет дом не изменился, только побольше стало плюща. Обычный тесный двухэтажный домик, сплющенный такими же компактными соседями на тихой улочке в пригороде Лондона. Дядя мог себе позволить куда более просторный дворец в самом Сохо, но почему-то предпочитал жить здесь.

По сердцу снова пробежал холодок, и в тысячный раз кто-то внутри спросил, правильно ли я делаю. И в тысячный раз я ответил себе, что не делаю ничего. Решать буду не я.

Подойдя к дубовой двери, я погремел бронзовым кольцом.

– Входи, Марти, не заперто! – рявкнул мне в ухо дребезжащий дядин голос из коробки домофона.

Домофона раньше не было – дядя ненавидел технику. Видимо, в какой-то момент сдался и перестроился. Я вошел в дом.

Здесь, как и прежде, пахло трубочным табаком и деревом, старой мебелью и старой бумагой – как в библиотеке. И тоже ничего не изменилось: маленькая гостиная, кухня, багровый письменный стол, заваленный стопками документов – ноутбуков дядя по-прежнему не признавал. Или не бросал на столике в гостиной? Узкая лестница, в детстве я любил кататься по ее перилам. Старик до сих пор жил в спальне на втором этаже – и не лень ему в таком возрасте ползать по крутой лестнице.

– Марти! – донесся пронзительный голос. – Захвати мою трубку!

Я нашел у камина дядину трубку и прошел сквозь дом во внутренний дворик. Дядя сидел в шезлонге, укрыв ноги пледом, и читал книгу. Рядом стояла его трость, а на земле лежали садовые ножницы. Дворик был аккуратно подстрижен.

– Рад, что решил навестить меня, – проскрипел дядя, не поднимая глаз от книги, и перелистнул страницу. – Я действительно рад тебя видеть. Но ровно до того момента, когда ты откроешь рот и попросишь денег.

Рот пришлось закрыть. Я подвинул стул и присел рядом.

– Здравствуй, дядя Джо. Как твои дела, как ты себя чувствуешь?

– В моем возрасте, Марти, о самочувствии следует беседовать только с врачом и священником. Для всех прочих у меня все в порядке – у вас хватает собственных проблем. О них и расскажи.

Я вздохнул.

– У меня нет особых новостей. Я нигде не учусь, у меня нет работы, но мы все еще с Синтией.

– Хищная ворона вцепилась в тебя клещом.

– Она любит меня.

– Врешь, Марти, тебя никто не любит. Даже ты сам. Тебя не за что любить, ты ничего для этого не сделал.

Я вздохнул.

– И как я жил эти пять лет без твоих оскорблений, дядя Джо?

– Но ты за ними приехал. Или у тебя завелся другой человек, который скажет правду?

Я глянул ему в глаза, но словно обжегся – в дядиных глазах всегда плясал дьявольский огонь.

– Да, дядя, – сказал я кротко, – такой человек завелся. Это большой и очень неприятный китаец. Он ганстер, мафиози. На прошлой неделе он с подручными затолкал меня в машину, отвез на берег Темзы и макал головой в воду. Клялся, что убьет меня, если я не верну долги.

Я искоса глянул на дядю, но мои слова не произвели эффекта – дядя безмятежно читал книгу.

– Дядя Джо, ты не услышал важную новость, которой я с тобой поделился.

– Услышал, – задумчиво кивнул дядя, перелистывая страницу.

– Что же ты услышал?

– Сяолун требует вернуть деньги.

Я невольно подпрыгнул.

– Я не говорил этого! Откуда ты знаешь, что его зовут Сяолун?!!

Дядя посмотрел на меня поверх очков.

– Тебе не следовало брать деньги у Сяолуна.

– Да, но он сам…

– Марти, еще раз: тебе не следовало брать деньги у Сяолуна.

– А у кого мне их брать следовало?

– В твоем возрасте – уже ни у кого. Только в банке под толковый бизнес-план. Я тебя предупреждал.

Мы помолчали.

– Что ты намерен делать дальше? – спокойно продолжал дядя. – Как будешь рассчитываться с Сяолуном?

– Дядя, ты не представляешь, сколько я ему должен!

– Миллион четыреста тридцать фунтов.

– Да откуда ты все знаешь?! – Я снова подпрыгнул, и тут до меня дошло: – Он приходил к тебе требовать мой долг?! И что ты ему ответил?

– Я ответил, что ты заработаешь и отдашь.

– Я заработаю?! Но как? Где?!

– Теперь ты на верном пути, Марти. Хорошие вопросы начал задавать себе.

– Но он убьет меня! Как ты себя будешь чувствовать, когда коп из полиции пригласит тебя на опознание трупа?

– Я буду очень расстроен. Мне будет тяжело, – согласился дядя. – Постарайся меня не расстроить, Марти, я очень немолод.

Он взял трубку, деловито набил ее табаком, а затем снова углубился в книжку, выпуская кольца дыма.

– Правильно ли я понял, – уточнил я еще раз для очистки совести, – что, когда моя жизнь висит на волоске, ты мне отказываешь в помощи?

– Я много раз пытался тебе помочь, Марти, – ответил дядя. – Но деньги тебе не помогут – ты не умеешь с ними работать.

– Но меня убьют!

– Ты уже большой мальчик? Большому мальчику – большие проблемы. – Дядя Джо снова углубился в книгу.

Ответ на свой вопрос я получил, выбор был сделан.

– Я бы попил ч… – Я запнулся. – Я бы попил чаю…

– Да, – кивнул дядя Джо, не поднимая глаз от книги. – И мне сделай.

Я ушел в дом на кухню, закрыл за собой дверь и вскоре вернулся с двумя дымящимися чашками. Ту, что с фарфоровой ложечкой, я поставил перед дядей на плетеный столик. А ту, что с металлической, взял себе.

Не отрываясь от книги, дядя помешал фарфоровой ложечкой в чашке.

– Сахар, надеюсь, не клал? – спросил он брюзгливо.

– Все как ты любишь, – ответил я, чувствуя, как мой голос звучит глухо и надтреснуто.

Дядя взял чашку, поднес к губам, подул и снова поставил на столик. Меня обдало жаром – на миг подумалось, что у дяди могли везде стоять камеры наблюдения. Но я вспомнил, как он ненавидит любую технику, и успокоился.

Дядя отложил книгу, медленно откинул плед, опустил ноги на землю, закусил губу и с трудом сел. Немного отдышался, нащупал трость, сделал еще один рывок и поднялся на ноги. Он стоял передо мной, опираясь на трость рукой, а в другой держа трубку: маленький, ссохшийся, скособоченный, но такой же самовлюбленный, гремучий и опасный.

– В старости, Марти, с каждым днем труднее подниматься. А каждый день пролетает быстрее предыдущего. Если однажды ты не заставишь себя встать – больше не встанешь.