Карен Уокер - Век чудес

Автобус резко тронулся с места. Водитель – толстый мужчина с животом, перетянутым широким черным ремнем, – казался встревоженным. Он то и дело поглядывал на солнце сквозь лобовое стекло.

Я потянулась к шее и только тут поняла, что потеряла цепочку. Маленький золотой самородок остался лежать в пыли на остановке.

– Цепочка! Где моя цепочка? – пробормотала я, в панике повернувшись к Микаэле.

Но она с кем-то оживленно болтала и не услышала меня.

– Говорю вам, это Армагеддон, – повторял Тревор, который никак не мог успокоиться.

В школе нам велели не обращать внимания на звонки: система управления расстроилась, и теперь они вообще не соответствовали времени.

Без первого бодрящего сигнала на урок наши действия лишились целенаправленности. Мы метались по школе, словно стайка птиц, и вели себя еще менее дисциплинированно, чем обычно. Толпа детей одичала и стала неуправляемой. Мы громко и возбужденно разговаривали. Учителя тщетно старались нас организовать. Их высокие голоса тонули в несмолкаемом гомоне.

Средняя школа – настоящий век чудес, когда подростки вытягиваются за лето на пять-шесть сантиметров, у девчонок внезапно появляется грудь, а мальчишеские голоса ломаются, становясь то выше, то ниже. Это время, когда проявляются и исправляются первые недостатки внешности. Слабое зрение можно незаметно улучшить волшебными контактными линзами. Кривые зубы – выровнять брекетами. Пористую кожу – почистить лечебными косметическими средствами. Некоторые девочки превращаются в красавиц. Некоторые мальчики становятся высокими парнями. И только я по-прежнему выглядела ребенком.

Туман рассеялся. Над нами засияло ясное, чистое небо. Школьные флаги развевались на ветру.

Среди детей, толпившихся во дворе, родился очередной, поражающий воображение слух. Обычно сарафанное радио трещало о незаконном снятии отпечатков пальцев у Дрю Костелло, акробатике языка Аманды Коэн, мешке марихуаны, обнаруженном в рюкзаке Стивена Галеты, или последующей жизни Стивена в исправительном лагере «Монт Куямака». И вдруг всю эту чепуху потеснила новая сплетня: в 1562 году ученый по имени Нострадамус предсказал, что конец света наступит именно сегодня.

– Страшно, да? – спросила Микаэла, слегка подтолкнув меня плечом.

Мне хотелось убежать и затеряться в толпе, но я боялась отходить от Микаэлы.

– Наверное, физик какой-нибудь был, – добавила она.

После инцидента на остановке растянутый край моей майки так и свисал с одной стороны.

– Ой, а где Ханна? – вдруг спохватилась Микаэла, оглядываясь по сторонам.

– В Юте. У них вся семья туда уехала, – ответила я, сделав над собой усилие.

Я представила, как десятки братьев и сестер ночуют в машинах в пустыне вокруг гигантского зернохранилища.

– Вот жуть. И типа навсегда?

– Думаю, да.

– Странно.

Потом Микаэла попросила списать домашку по истории.

– Я надеялась, что уроки отменят, вот ничего и не сделала, – объяснила она.

Я знала, что Микаэла давно махнула рукой на домашние задания. Теперь она пыталась овладеть другими навыками: осваивала искусство ухода за волосами и за кожей, а еще училась правильно держать сигарету. Да и техника рукоблудства девочкам не с рождения дается. Я всегда позволяла ей списать, стоило только попросить.

На естествознании мы мастерили новые солнечные часы на замену тем, которые сделали в первые дни учебного года. Я была счастлива, что в классе не оказалось ни одного свидетеля происшествия на остановке.

– Способность к адаптации – неотъемлемое свойство живой природы, – сказал мистер Дженсен, раздавая материал для новых солнечных часов и беспрестанно потирая руки. – Все это совершенно нормально.

Мы засовывали зубочистки в пирамидки из влажной глины. Хитрость состояла в том, чтобы придать палочке строго определенный наклон. Мы почти не сомневались, что наши часы будут показывать неправильное, ничему не соответствующее время.

– Подумайте о динозаврах, – продолжил учитель. – Они вымерли потому, что не сумели адаптироваться к изменениям окружающей среды.

Мистер Дженсен носил бороду, собирал волосы в конский хвост и любил цветные галстуки. В школу он приезжал на велосипеде. Ходили слухи, будто он готовит еду на горелке в закутке за классной комнатой, а ночует в спальном мешке под партой. На занятия он всегда приходил в грубых туристических ботинках. В общем, мистер Дженсен выглядел как человек, способный прожить в пустыне много месяцев, имея при себе лишь компас, перочинный нож и флягу воды.

– Хотя, конечно, мы далеко не динозавры, – добавил он, откашлявшись и снова потирая руки.

Уверена, он не хотел нас пугать. Но дети, вопреки здравому смыслу, как раз ничего и не боялись. Юный возраст вселял в нас уверенность в своей полной безопасности и отгонял страх.

Еще ходили слухи, что на самом деле мистер Дженсен миллионер, что он изобрел нечто важное для НАСА [2] НАСА – Национальное управление по аэронавтике и исследованию космического пространства. , а естествознание ведет исключительно из любви к преподаванию. В тот год он стал моим любимым учителем. И я знала, что тоже ему нравлюсь.

Мистер Дженсен сделал специальный почтовый ящик, чтобы мы могли опускать туда записки без подписей и спрашивать его обо всем на свете.

– Глупых вопросов не бывает, – говорил он, собирая наши листочки в усовершенствованную коробку из-под бумажных носовых платков.

Именно этой коробкой мы пользовались в тот день, когда мальчиков отделили от девочек, а потом пришла медсестра и стала рассказывать о том, что нас ожидает в скором времени.

– С вами произойдет нечто необыкновенное, – произнесла она медленно, словно гадалка, читающая по ладони. – Название этого явления имеет один корень с греческим словом «месяц», потому что случается оно ежемесячно, а механизм его действия напоминает лунный цикл.

Во время беседы Тэмми Смит и Мишель О’Коннор сели подальше от остальных, как бы намекая, что их тела уже настроились на луну.

Когда коробка наполнилась, мистер Дженсен опустил в нее руку и достал записку. Он аккуратно развернул бумажку: «Это правда, что какой-то ученый предсказал, что сегодня наступит конец света?»

– Нострадамус – не совсем ученый, – ответил мистер Дженсен. Видимо, гулявшие по школе слухи дошли и до него. – Что будет завтра, не знает никто, и уж тем более никто не знал этого пятьсот лет тому назад.

Прозвенел звонок, но мы остались сидеть в лаборатории. Сигнал к завтраку выбил нас из графика.

На улице сияло солнце. Его лучи лились сквозь окна, освещая ряды чистых мензурок и пробирок, и те сверкали на своих полках, словно бокалы для вина.