Андрей Ливадный - Транспорт до Везелвула

А что он мог еще подумать?

Он только что очнулся от низкотемпературного сна и был подвержен всем пакостным постэффектам этого противоестественного для человеческого организма состояния. Пусть эти глаза и выглядели вполне натурально, как и вцепившаяся в пульт трехпалая конечность, но все равно это был лишь отвратительный глюк, порождение пробуждающего газа и стимулирующих инъекций, которые, заставив работать заторможенный мозг, могли нарисовать в воображении и не такую пакость…

Опираясь на край криогенной камеры, Николай поднялся, обвел мутным взглядом огромное сумеречное помещение и, цепляясь за пульты, медленно пошел по проходу в направлении двери.

Вслед ему смотрели два глаза, в которых голод был смешан с отвращением. Как ни странно, но мутант не кинулся на добычу. Существо, которое, пошатываясь, брело прочь от перевернувшейся набок низкотемпературной ячейки, слишком отвратительно воняло. Жизнь в отравленных радиоактивных болотах научила его не есть подозрительно пахнущую еду. Он видел, как от такой еды умирали в диких корчах и судорогах некоторые неосторожные сородичи, и его частично атрофированный мозг хранил в себе этот опыт чужих мук и смертей.

И все же он очень хотел есть…

Дождавшись, пока голый человек дойдет до конца прохода и скроется за дверями подсобного помещения, тот, кого Николай счел галлюцинацией, вышел из своего убежища и последовал в том же направлении…

В подсобке, куда попал Николай, было еще холоднее, чем в криогенном зале.

Обливаясь липким холодным потом, он вцепился в пластиковый косяк, пытаясь совладать с бунтующим желудком. Через некоторое время, когда тошнота стала не столь острой, он огляделся.

Помещение, куда он попал, имело панорамное окно, за которым в кромешной тьме падали неправдоподобно большие, чуть голубоватые хлопья снега. Вдали не светился ни один огонь – ночь за стенами здания была черна, и лишь у самого стекла огромные снежинки выскакивали из мрака, словно рой фантастических насекомых, и, медленно кружа, уплывали вниз, в бездонную черноту…

Николай рухнул в кресло.

Холод и страх грызли его изнутри. Осмотрев помещение, которое оказалось обыкновенной караулкой, он наконец заметил царящий вокруг беспорядок.

На скошенной панели охранных систем стояла сиротливая чашка с кофе. Кто-то второпях задел ее, и по мертвым окошкам индикаторов растеклась высохшая коричневая клякса. На полу ровным слоем рассыпались диски компьютерной памяти, небрежно выброшенные из распахнутого сейфа. Пирамида для личного оружия была пуста. Зато встроенные шкафы, где охранники хранили личные вещи, пестрели кучами вываленной на пол одежды. Создавалось ощущение, что тут не так давно царила настоящая паника.

Николай сполз с кресла. Стоять на ногах все еще было выше его сил. Преодолев два метра, он протянул руку, вырвав из кучи одежды и личных вещей большое махровое полотенце из синтетической ткани. Стиснув зубы, он кое-как стер с себя остатки желеобразной массы из криогенной камеры и, все еще содрогаясь от холода, начал натягивать чью-то теплую одежду.

Копаясь в вещах, он нашел плоскую фляжку, внутри которой что-то булькало. Отвинтив пробку, он поднес ее к лицу. В нос ударил резкий запах спиртного, от которого желудок едва не вывернуло наизнанку. Николай судорожно закашлялся, потом, плотно закрыв глаза и стараясь не дышать, поднес ко рту горлышко фляги и сделал несколько глотков.

Язык и небо моментально онемели, горячий ком застрял где-то в горле, вызвав удушливый спазм. Из глаз Николая брызнули слезы, он едва не захлебнулся, но обжигающее тепло уже провалилось в желудок, и он обессилено затих, отдавшись этому блаженному ощущению…

Как ни странно, но спустя некоторое время он ощутил прилив сил.

Цепляясь за кресло, Николай поднялся на ноги и нетвердой походкой пересек караульное помещение, из которого вела вторая дверь.

Распахнув ее, он издал нечленораздельный звук и застыл на пороге.

Хмель, если он и был, моментально вылетел из его головы.

Сразу за порогом лежал обезображенный труп в униформе охранника тюрьмы. Мертвые пальцы все еще сжимали пластиковый приклад импульсной винтовки. Строчка рваных дыр перечеркивала грудь наискосок, от левого плеча к животу.

Содрогаясь от ужаса, Николай поднял глаза и едва не попятился. Он многое видел на своем веку, но сумрак широкого коридора открыл перед ним страшную картину бушевавшей тут бойни… Стены и потолок были забрызганы кровью, двери сорваны с петель, пластиковая облицовка, посеченная ураганным огнем, сразу навела его на мысль о людях, которые, поддавшись панике, вливались в теснину коридора, давя друг друга, пока кто-то не спустил курок…

В глубине коридора, где тусклые плафоны сливались в сплошную желтую линию, тонко подвывал ветер. Там кружился снег, наметая у выбитой двери большой сугроб.

Избыток адреналина в крови сработал лучше всяких стимуляторов. Холод мгновенно отпустил – наоборот, Николаю вдруг стало жарко. Кровь гулкими горячими толчками ритмично ломилась в виски, так что у него зашумело в ушах…

Николай нагнулся и вырвал из окоченевших пальцев импульсную винтовку. Он понял: где бы он ни оказался по прихоти злой судьбы и тюремных чиновников, тут случилось что-то страшное и у него нет времени ни на реабилитацию, ни на какие-либо чувства.

Его ладонь машинально высвободила пустой магазин, и он звонко клацнул, ударившись об пол возле трупа. Нашарив рукой подсумок, фон Риттер по весу определил полный и скупым движением вогнал его на место. Счетчик зарядов мягко осветился, показав зеленые цифры. С тихим шелестом сработал интегральный затвор, и умное оружие тихо пискнуло.

Николай перешагнул через труп.

Его продолжал бить озноб, но теперь его причиной был уже не холод – что-то страшное ждало его впереди, за черным квадратом выбитой двери.

13 мая 3781 года. Глубокий космос, сектор Окраины. Борт грузового космического корабля «Геракл»…

…В уши Александры ударил высокочастотный вой перегруженных турбин ее штурмовика, перед глазами встал на дыбы взбесившийся горизонт, и белоснежные линии инверсионного следа ракет вновь потянулись к ней, лопаясь в ушах звонким набатом барабанящих по броне осколков.

Она падала. Из-под наушников коммуникатора по шее и подбородку текла, капая на пол кабины, липкая и соленая на вкус кровь.

– Держись, Ледышка!..

– Командир, мы идем к тебе! Выравнивай машину!..

Слова доходили до нее, словно через слой ваты. Перед глазами плавал кровавый туман боли, затягивая перевернувшийся горизонт багряной дымкой.

Она держалась. Держалась из последних сил, вцепившись онемевшими от боли пальцами в штанги астронавигационных рулей своей покалеченной машины.