Валерий Шаров - Притяжение космоса

И когда передо мной стал открываться совершенно незнакомый мне доселе и удивительный мир древней фантастики, я быстро понял, что этот мир, в который вдруг решил меня ввести Олег Георгиевич, не просто интересен мне. Но это именно то, чего мне не хватает для составления полноценной картины освоения космоса человечеством, самую последнюю и короткую часть которой я в деталях описал в своей книге «Приглашение в космос» и к которой мне посчастливилось прикоснуться с попаданием на общекосмическую подготовку в отряд космонавтов. И эта, нынешняя удача, конечно же, связанная с первой, была не менее ценная. Потому что гидом в этом завораживающем путешествии был необыкновенный человек Олег Георгиевич Газенко.

В истории человечества ничего просто так не происходит – любое реальное событие готовится первоначально мыслью человека на эту тему. А фантазия – одна из наиболее ярких и свободных форм мысли. Вот с середины ХХ века, с запуском первого искусственного спутника Земли и полётом в космос первого человека началась новая эра в истории человечества. Но это новое в то же время является и естественным, логическим завершением некоего огромного мыслительного процесса, который проходил в умах разных людей разных эпох для того, чтобы в конце концов появились научные открытия, а затем – возможности техники, позволившие осуществить самую дерзкую мечту землян. А первой частью, растянутой во времени на тысячелетия, является именно та человеческая фантазия на космические темы, с которой начал меня знакомить Газенко. Разве мог я отказаться от такого предложения?!

И работа наша началась. Прежде всего, на основании знакомства даже с небольшим количеством литературы, полученной от моего соавтора, и того, что он мне поведал устно, стало ясно, что одним очерком столь большое дело ограничиться не может. Решено было разбить всю человеческую историю на ряд периодов, в каждый из которых входило бы некоторое примерно одинаковое число фантастических произведений на тему полёта человека в космос, появившихся в это время. Выходило, что нам предстоит написать от четырех до шести довольно объёмных очерков, охватывающих человеческую цивилизацию примерно со второго тысячелетия до нашей эры до середины ХХ века – до полёта Гагарина. Основными точками опоры в анализе таких произведений мы выбрали способ передвижения от Земли и цель этого путешествия. Как только определился метод, стало ясно, что нужно делать, и уже через пару месяцев, когда я прочитал все вошедшие в первый период произведения (или получил краткую информацию о них), первый очерк был готов.

Естественно, во время наших творческих встреч разговор съезжал с конкретной темы начатой работы. Он мог коснуться и проблемы существования инопланетян, и пределов физических, физиологических возможностей человека в связи с его продвижением в космос, и увлечения самим Газенко горами, а моей семьей – горными лыжами, и разведения нашими женами цветов на даче. А как-то раз речь вдруг зашла о музыке Вселенной.

– Вы знаете, – сказал тогда Олег Георгиевич, – что она наполнена звуками? И не просто звуками, а гармоничными звуками. Это музыка космоса, которая не всегда и не всем слышна на Земле…

Потом, при подготовке очередного очерка о фантастической литературе 20-х годов ХХ века, я вдруг встретил практически эту же фразу о музыке космоса в «космическом» рассказе одного из самых необычных русских писателей Андрея Платонова. Во время другой беседы он рассказал мне о том, как пришёл к своей профессии и как в середине ХХ века начинались первые работы по подготовке животных к полётам на ракетах. Уже тогда было понятно, что всё идет к полёту в космос человека, и многие из тех, кто были задействованы в этих работах, написали заявление о своём желании участвовать в таком полёте.

– Вы тоже написали такое заявление? – спросил я Газенко.

– Нет, – ответил он.

– Почему?

– Я боялся…

Это было сказано таким доверчивым тоном и с такой почти детской непосредственностью, что я пристальнее вгляделся в сидящего передо мной 86-летнего маститого ученого – прошедшего всю войну и имеющего три ордена Красной Звезды военврача, генерал-лейтенанта, академика, стоявшего у самых истоков космической биологии и медицины. Да, он был совершенно искренен и естественен в этом ответе, он оставался в нём до конца честным человеком и учёным, относящимся и к себе как к объекту исследования! От этой, на первый взгляд, слабости, его человеческий и научный масштаб только вырос в моих глазах. И я совершенно понял его, вспомнив, как испытывал подобное чувство страха в отдельные экстремальные моменты своей космической подготовки, и, бывало, оно появлялось у меня, когда думал о предстоящем полёте на космическом корабле. В другой раз наш разговор сместился на специфические ощущения космонавтов от пребывания в космосе, и я спросил его:

– А если бы вам всё же довелось полететь туда, то какую сверхзадачу вы поставили бы прежде всего перед собой в этой миссии?

Он совсем немного подумал и ответил:

– Увидеть нашу Землю со стороны…

В какой-то момент, кажется, это было во время обсуждения третьего очерка, я понял, что, собранные вместе и, быть может, слегка расширенные, наши очерки могут стать книгой и сказал об этом Олегу Георгиевичу. Он безоговорочно поддержал меня и тут же начал высказывать идеи о важных с его точки зрения иллюстраций к ней. Что, например, неплохо было бы подготовить большую сводную таблицу всех способов фантастических путешествий в космос и разместить их в порядке хронологии, параллельно с основными научными открытиями и техническими достижениями человечества. А также поместить в книге портреты наиболее значимых писателей-фантастов всех времён.

Совместная наша с Олегом Газенко работа над этими очерками, начавшаяся в марте 2004 года, продолжалась практически до последних его дней. Конечно, он сильнейшим образом цементировал эту деятельность и всякий раз заставлял меня проникаться чувством восторга и важности от вроде бы несерьёзных фантазий людей о космических полётах и вообще от того, за что мы с ним взялись. Кроме того, его участие в этом нашем труде, его научный багаж, интеллект, знания и общечеловеческий кругозор создавали ощущение совершенной легкости и изящности, с которой выстраивалась сама работа и окончательный ее продукт, воплощенный в словах, предложениях, страницах и очерках-главах. Мы успели написать четыре очерка, последний из которых я закончил и приготовился нести на окончательный просмотр своему соавтору за два дня до его смерти в ноябре 2007 года…