Сергей Могилевцев - Сокровища Аю-Дага [крымские легенды]

Только лишь огромный медвежий вожак, искренне полбивший Ифигению за ее доброту и ласковые слова, которые она говорила ему на поляне, не смог, как собака, вынести разлуки с хозяином. Вышел он из леса, косматый и страшный, подошел, переваливаясь с боку на бок, к небольшому белому храму, в котором долгие годы служила Ифигения, и лег на него, совсем скрыв под своим исполинским телом. С тоской глядел он в сторону исчезающего на горизонте паруса, опустив морду в море, оглашая окрестные долины и скалы страшным жалобным воем. Столько тоски, столько преданности было в этом прощальном вое медвежьего вожака, что не в силах были переносить его ни люди, ни боги. В ужасе бежали прочь тавры, одновременно напуганные и пораженные невиданной любовью животного к человеку. Пожалела медвежьего вожака Артемида, и превратила его в красивую гору, похожую на большого медведя, опустившего в море морду и передние лапы. Вечно теперь тоскует медвежий вожак, вечно вглядывается за горизонт в надежде увидеть там белый парус, а за ним и быстрый корабль, который вернет ему его Ифигению Сотни веков лежит на берегу окаменевший медведь и непрерывно ждет, поражая всех своей преданностью и любовью. А глубоко в его толще скрыт прекрасный белый храм, полный бесценных сокровищ, которые открываются лишь тому, кто умеет любить и ждать. Потайные ступени ведут от самой вершины горы, которая теперь называется Аю-Дагом, или Медведь-Горою, глубоко вниз, к храму, и, говорят, уже не один избранный спускался туда, поднимаясь затем наверх с большими дарами.

Впрочем, так это или не так, знают лишь Артемида да старый медведь, который вечно ждет, что быстроходный корабль под белым парусом вернет, наконец, в Тавриду уплывшую Ифигению.

В незапамятные времена скитался по земле дьявол, творя множество черных дел, и наконец набрел на алуштинскую долину, которая показалась ему необыкновенно удобной для его дьявольских замыслов. Построил он себе мрачный подземный дворец внутри рогатой горы: такой же рогатой, как и он сам, — которая сначала называлась Фуной, то есть дымящейся, или курящейся, а теперь называется Демерджи, то есть Кузнец-Горой, — построил он внутри рогатой горы свой мрачный дворец, и зажил в нем в свое удовольствие. Надо сказать, что погубитель рода человеческого выбрал алуштинскую долину не случайно, потому что мало где можно найти настоящую рогатую гору, да еще лежащую строго на севере (север находится как раз посередине зубцов Демерджи) плодородной долины, со всех сторон надежно укрытой от внешнего мира горами и теплым морем, на берегу которого расположены каменные хаосы с острыми зубцами скал и уютные бухты с чистым желтым песком, на котором дьявол любил оставлять в час заката свои мерзкие козлиные следы.

Шли годы, проносились века, остались позади тысячелетия, а резиденция дьявола так и оставалась в алуштинской долине, которая из-за этого соседства резко отличалась от всех остальных долин мира. Постоянные духи зла, которые роем, как стаи злых осенних мух, окружают своего повелителя (кстати, так именно и называющегося — Вельзевулом, то есть повелителем мух), — духи зла, похожие на вездесущих мух, казались людям долины вездесущими cквозняками, от которых здесь все постоянно кашляли и сморкались, словно пациенты огромной больницы. И менно поэтому город Алушта иногда еще называется городом сквозняков. Но так говорят те, кто не знает истинной причины этих невидимых воздушных вихрей, которые не только делают людей физически больными, но и, входя внутрь человека, превращают его в необыкновенно злобное и мстительное существо. В Алуште мало добрых людей, здесь все подчинено духу наживы, который царит в недолгие летние месяцы, когда в борьбе за приезжающих сюда отдыхающих местные жители, кажется, готовы перегрызть друг другу глотку и продать дьяволу душу за лишнюю горсть денег, которые зарабатывают они, рабски пресмыкаясь перед приезжими. Но эта жалкая горсть денег, за которую здешние жители прозакладывали, кажется, свою бессмертную душу, оборачивается уже осенью пустым местом, она исчезает, как исчезает зеленая листва на деревьях, и от нее остается лишь разочарование и пустые мечты о будущем лете, когда новые отдыхающие привезут сюда еще больше денег, и местные аборигены наконец-то смогут по-настоящему обогатиться. Но это все уловки дьявола, который обитает внутри рогатой горы, и полностью овладел душами местных жителей: алчных, завистливых, и пустых, не видящих ничего дальше сегодняшнего дня, наполненного мечтами о легкой наживе. Горько расплачиваются за эти иллюзии, внушаемые им погубителем нашей праматери Евы, алуштинцы, уже осенью начинающие для прокорма копаться на помойках и собирать пустые бутылки, а потом вообще подающиеся в чужие края и даже в дальние страны, из которых они зачастую уже не возвращаются, с ужасом вспоминая оттуда свое прошлое безысходное существование.

Это все проделки дьявола, в незапамятные еще времена выбравшего алуштинскую долину своей резиденцией. Здесь все призрачно, и рассыпается в прах: мечты, надежды, грандиозные планы. Здесь на горизонте высятся древние, полуобвалившиеся горы, здесь необыкновенно быстро разрушаются любые постройки: даже те, которые, казалось бы, построены на века, как древняя крепость Алустон, с которой и начался этот город, и от которой теперь остался лишь жалкий остов круглой башни. Здесь все ржавеет от близости вечного моря и рассыпается в прах, здесь нет по-настоящему старинных зданий, здесь царит вечный распад и вечное запустение, здесь заработанные за лето деньги превращаются в ничто, и в та-кое же ничто превращаются летние иллюзии местных жителей. И даже алуштинский загар, полученный здесь приезжими курортниками, держится не больше недели: так и должно быть в призрачной области, где царит вечный дьявол, и где смешны любые иллюзии, будь то иллюзии о свободе, или о близком чуде.

Дьявол, избравший своей резиденцией алуштинскую долину, как и положено лукавому, дарит поначалу большие надежды и выдает большие авансы. И поэтому, например, те писатели, которые начинают свою карьеру в Алуште, а потом с трудом, но все же уезжают отсюда, становятся мировыми гениями, а те, которые живут здесь безвылазно, и хотя бы на время не покидают эти края безнадежности и распада, кончают банальностью и пустотой, хотя некоторым их современникам и кажется, что это не так.

Блажен тот, кого гонят и хулят в Алуште — он получает возможность уехать отсюда, и спасти таким образом свою бессмертную душу!

И трижды несчастен и безнадежен тот, кто здесь благоденствует: он распадается на атомы в царстве распада и тьмы (которая внешне, для несведующего наблюдателя, кажется раем, залитым солнцем), — он исчезает навечно, и о нем уже не помнит никто!