Ким Су - Девушка конец света

Плавающий труп. Лежащее на поверхности тело, вытянутые вдоль туловища руки, и только ноги изредка двигаются в воде. «Живо вылезай оттуда! — крикнула я, потому что мне стало не по себе от слов „плавающий труп“. — Где ты вообще научился так плавать?» Кей-Кей встал на дно, посмотрел в мою сторону, рассмеялся и ответил: «В Памме. У себя на родине. В детстве, как только начиналась летняя жара, я ложился точно так же на воду и смотрел в небо на проплывающие вверху облака и солнечный свет. Я вот сейчас подумал. Это был самый прекрасный период моей жизни». Сказав это, Кей-Кей плюхнулся в воду. А я в итоге осталась смотреть на мерцающие капельки воды, покрывавшие его тело, видневшееся над поверхностью озера. Какое-то время я продолжала ругаться. Неужели он хочет вот так болтаться в воде после смерти и что вообще он имел в виду, говоря, что время в Памме было самым прекрасным в жизни? Вылезши из озера, Кей-Кей сказал, что видел под водой «Боинг В-29», у которого полностью сохранились все четыре винта. Тогда это показалось мне глупой шуткой и я пропустила его слова мимо ушей. И только спустя несколько лет я узнала, что действительно был случай, когда «Боинг В-29» затонул в озере Мид. Правда ли Кей-Кей увидел тогда останки самолета? Или сказал это, чтобы подразнить меня?

— По-корейски это называется «плавать на спине», а не «плавать трупом». Конечно, труп — это все то же тело, а плавание — всегда плавание, но нельзя говорить «плавать трупом», — говорит Хэпи, снова взглянув на меня в зеркало заднего вида.

Я пытаюсь произнести по-корейски «плавать на спине» прямо так, как услышала: «сонгчжангхеом». Слово звучит очень по-восточному. Мне кажется, что язык сломается, если я повторю это еще раз, и я замолкаю. Хэпи продолжает говорить:

— Только дети называют «плавание на спине» так, а взрослые у нас говорят «пэёнг». Ну а если переводить на английский, то получится не «а corpse swimming», а «a backstroke».

На что я отвечаю:

— Нет, Хэпи. Кей-Кей тогда показывал вовсе не как плавать на спине, а как плавать трупом.

Хэпи смущает упрямое выражение моего лица. Темное море слева от нас внезапно исчезает, и появляются вершины гор, освещенные звездами. Море остается позади. Я завидую себе, тридцатидевятилетней, с ужасом вбегающей в море, чтобы с замиранием сердца попытаться разглядеть Кей-Кея, нырнувшего в озеро.

Через три дня. Пока мы едем в Памме, Хэпи рассказывает мне, что случилось за прошедшее время. В первый вечер, вернувшись домой, Хэпи пыталась в Интернете найти место, про которое я говорила, но через полчаса поняла, что это бесполезно. На мониторе предлагались различные варианты замены искомого слова. Еще появлялись такие фразы, как, например: «с другой стороны, даже не будучи склонными к полноте, если есть на ночь пампушки или сладкие булки, вы непременно поправитесь» или «искусственный спутник „Паме“ можно увидеть невооруженным взглядом. Если приглядитесь, вы увидите похожее на звезду тело, медленно движущееся по ночному небосводу». Даже когда она ввела в поисковой строке Гугл название «Pamme» на английском, это не дало никаких результатов. Оказалось только, что есть такая фамилия. Хэпи попробовала написать раздельно: «Pam Me». На что поисковик вывел ей странную фразу: «U deon nal do nun mul le jeoj jeoss deon seul peun pam me do». «Что все это значит?» — пробормотала Хэпи.

На столе рядом с компьютером стояло зеркало, у которого одна из сторон была обычной, а другая — увеличивающей. Сначала Хэпи просто погляделась в зеркало, а потом дотянулась до него и перевернула обратной стороной. Она уже стерла макияж, и теперь на ее коже были видны маленькие веснушки. Радует, что последнее время их стало поменьше. Веснушки появились у нее три года назад. С тех пор она стала избегать солнца. Как-то раз она встретила одну свою знакомую, с которой давно не виделась, и та страшно удивилась, взглянув на ее лицо. Она сказала Хэпи, что проблема вовсе не в ультрафиолете и что веснушки появились из-за эстрогена. Хэпи предположила, что они еще могли появиться из-за стресса. Но этот женский гормон, содержание которого в организме увеличивается, например, во время беременности, тоже мог сыграть свою роль. По крайней мере, беременеть еще раз она совершенно не хотела. Именно когда она вынашивала ребенка, все лицо у нее вдруг покрылось этими пятнышками. А еще она тогда ела по ночам все, что только под руку попадалось. Сметала все, как помело. Поме. Памме. Она снова уставилась в экран. «Помню счастливые дни и грустные ночи» — в памяти всплыла строчка из популярной корейской песни, которую китайцы потом перевели на английский язык.

Назавтра она устала за день и пораньше легла спать. Проснулась она оттого, что почувствовала на себе чей-то взгляд. Муж разглядывал ее, пока она спала. От него пахло алкоголем и сигаретами. Стоило только ей открыть глаза, как муж поднялся и пошел на кухню. Она услышала, как он открыл дверь холодильника и что-то достал из него. Хэпи снова закрыла глаза. Муж крикнул с кухни:

— Ну как? Удалось найти Памме?

— Нет. Но она говорит, что он там родился.

— Кто?

— Кей-Кей. Молодой любовник этой писательницы.

— Студент, который уехал туда на стажировку? Он же на семнадцать лет ее моложе!

— Да этим уже никого не удивишь.

— Ну ничего себе!

С этими словами он поднес ко рту стакан воды и сделал несколько глотков. Возможно, он и сам был бы счастлив, если б у Хэпи, как у меня, появился любовник на семнадцать лет младше.

— Так, может, просто Памме по-другому пишется? А что? Она сказала, что надо проехать горы с каштанами к месту, где откроется желтое побережье. Или Желтое море? Так это «Памми».

Во время японской оккупации это место называли Юльсан. Вот так и получилось, что муж Хэпи нашел мой «Памме» рядом с Желтым морем, в часе езды от Сеула.

Через полтора часа, оставив позади бесконечные дома, вывески, дорожные знаки, перекрестки и снова выехав на автомагистраль, мы доезжаем до Памме. Мы выходим из машины, и Хэпи показывает мне дорогу к речке, в которой течет грязная сточная вода. Она такая же мутная, как вода в баночке художника, после того как он неоднократно промоет кисти от красок. На темно-сером, как будто его закрашивали минимум в три слоя, небе нет того огромного яркого солнца, которое всегда присутствовало в моих мечтах. Поэтому здесь нет ни улыбки, ни самого красивого моего лица. Только широкая обмельчавшая река. По левому берегу тянется лента, красной полосой в точности повторяющая все изгибы серой воды. Серый цвет повсюду: цементные стены домов, трубы дымоходов, тротуары и дороги, вдоль которых тянутся серые провода. На западе проглядывает маленькое, как апельсин, солнце. Я сосредотачиваюсь на дыхании: вдох-выдох. Я никак не могу поверить, что в 1976 году Кей-Кей мог здесь купаться.

Читать дальше