Сергей Тютюнник - Кобелино

– Поговори мне тут! – изобразил гнев ротный. – Как обстановка?

– Тихо, – борясь со сном, ответил солдат и выключил фонарик.

– «Тихо», – передразнил его Егоров. – В тихом омуте черти водятся!.. Смотри челюсти от зевоты не вывихни… Пулемет заряжен?

– Так точно!

Егоров приладился к месту стрелка и ка-а-ак врезал по черному небу длинной очередью! Аж в ушах зазвенело.

– Вам забава, товарищ капитан, а мне завтра полдня чистка оружия, – успел проканючить часовой.

– Ничего, меньше спать будешь. – И ротный опять нажал на спуск.

Под грохот вылетели из землянки два бойца охранения, продирая глаза.

– Что случилось, товарищ капитан?!

– Враг не дремлет! – рявкнул в промежуток между очередями Егоров. И опять загремел пулеметом, добивая ленту.

Зашевелился полк. Всколыхнулся караул. Включились окна в командирском бараке.

– Ага! – зло шепнул Егоров, возвращаясь с позиций. – Я вам покажу ночь любви!

– Что там? – задыхаясь от спешки, крикнул начальник караула.

– Подозрительное движение, – ответил Олег уже в спину убегающему офицеру.

– Егоров, ты? – Голос командира полка.

– Я, товарищ полковник! – и обрадовался, что перебудил всех. По крайней мере, заместители комполка были тут же, включая Бубнова.

– Что случилось?

– Кажется, «духи» шевелятся перед позицией третьей БМП.

– Что там может шевелиться на минном поле? – вставил фразу начальник штаба.

– А кто стрелял? – спросил командир.

– Я стрелял.

– Ну-ка, подойди сюда! – затвердел полковничий голос. – Дыхни!

В темноте не было видно, как побагровело лицо комполка.

– Я ж тебе, Егоров, три часа назад представление к медали подписал! Что ж ты, сукин сын, вытворяешь? – И, повернувшись к начштаба, добавил: – Михалыч, порви представление немедленно. А ты, капитан, завтра после развода ко мне зайдешь.

– Да его не к медали, а к снятию с должности представлять надо, – встрял Бубнов.

– Не ты назначал, не тебе и снимать, – окрысился Олег.

– Молчать, капитан! – рявкнул командир. – Как разговариваешь, сопляк! Шагом марш спать! Завтра «разбор полетов»!

– Есть! – демонстративно щелкнул каблуками Егоров и пошел к палаткам, нервно улыбаясь…

Спустя месяц к медали Олега все же представили. Но посмертно.

Собачонку Зиночку, осиротевшую без Егорова, официантка Зина забрала себе, выпросив у прапорщика Титенко. Тот отдал с легким сердцем, потому что ему хватало забот с солдатами, а тут еще собаки, а Титенко их не любил.

Бубнов, обнаружив, что возле Зины крутится собачонка покойного Егорова, сел в машину, отвез щенка на стрельбище и там пристрелил животину из пистолета. Первая пуля прошла мимо, и Зиночка вздрогнула от грохота и недоумения. Бубнов выстрелил еще раз и разбил симпатичную собачью голову, а своему солдату-водителю велел зарыть трупик. Тот зарыл и потом отвез Бубнова в полк выполнять интернациональный долг.

Солдат все же рассказал потом друзьям, как зам по тылу собачонку убил. Дошло до Титенко, который собак не любил. И Титенко отозвался на такое событие, брякнув принародно:

– Это правильно. На один полк две сучки Зинки – многовато.

Фраза пошла гулять по всей дивизии, за что Титенко после Афганистана уехал служить в Забайкалье, а не на Кубань, как хотел.